 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
человек должен был бы, в частности, отстаивать ту химеру, будто, например, одинаковый по размеру
доход и, следовательно, одинаковая возможность внешнего устроения жизни должны иметь одинаковое
значение для всех. Но как же поступит такой законодатель со всеми теми, у которых повышенная
жизнеспособность имеет внутреннюю природу, а не внешнюю? Чтобы быть справедливым, он должен
был бы дать одному приблизительно вдвое больше, чем другому, потому что для одного это имеет
большое значение, а для другого — небольшое. Ни одно социальное законодательство не сможет пройти
мимо психологического разнообразия людей, этого необходимейшего фактора жизненной энергии в
человеческом обществе. Поэтому очень полезно говорить о разнородности людей. Эти различия до
такой степени обусловливают различные притязания на счастье, что никакое, даже самое совершенное
законодательство никогда не смогло бы хотя бы приблизительно удовлетворить их. И невозможно
изобрести такую общую внешнюю форму жизни, как бы ни казалась она справедливой и верной, которая
не явилась бы несправедливостью для того или другого типа людей. И то обстоятельство, что, несмотря
на это, разные мечтатели политического, социального, философского и религиозного направления
изощряются в отыскивании таких всеобщих и однородных внешних условий, которые должны дать
людям наибольшую возможность всеобщего счастья, объясняется, как мне кажется, тем, что общая
установка слишком направлена на внешнее.
Этих, далеко уводящих вопросов мы можем здесь лишь коснуться, потому что мы и не задавались
целью исследовать их. Мы должны заниматься здесь исключительно психологической проблемой. И
факт различных типических установок является перворазрядной проблемой не только для психологии,
но и для всех тех областей науки и жизни, в которых психология играет решающую роль. Так, например,
тот факт, что всякая философия, если она не только история философии, покоится на личном
психологическом первоусловии, понятен без дальнейших пояснений обычному человеческому рассудку.
Это первоусловие может иметь чисто индивидуальный характер, и обыкновенно его так и
воспринимали, если психологическая критика вообще имела место. Этим вопрос и считался
исчерпанным. Но при этом упускали из виду, что то, что считалось за praejudicium (лат. —
заранее
принятым решением) данной индивидуальности, было таковым вовсе не при всех обстоятельствах,
потому что точка зрения данного философа часто имела множество последователей. Эта точка зрения
была им по душе, и притом не только потому, что они без всяких размышлений преклонялись перед ней,
а потому, что они были способны вполне понять и признать ее. Такое понимание было бы невозможно,
если бы точка зрения философа была лишь индивидуально обусловленной, ибо в таком случае нельзя
было бы ни вполне понять ее, ни одобрить. Это означает, что своеобразие точки зрения, понятой и
признанной ее последователями, должно, напротив, соответствовать некоторой типической личной
установке, имеющей в обществе еще нескольких одинаковых или сходных представителей. Обычно
борьба между партиями бывает чисто внешней, в том смысле, что каждая указывает на проблемы в
индивидуальном вооружении противника. Такая борьба бывает обыкновенно мало плодотворна.
Гораздо ценнее было бы, если бы противоположность воззрения была передвинута в психологическую
сферу, где она первоначально и возникает. Такое передвижение очень скоро показало бы нам, что есть
различные психологические установки, из которых каждая имеет право на существование, хотя их
совместное существование и ведет к установлению непримиримых теорий. Пока делаются попытки
уладить спор посредством внешних компромиссов, до тех пор удовлетворение могут получить только
плоские умы с их скудными требованиями, умы, не способные воодушевляться никакими принципами.
Настоящего же соглашения можно достигнуть, по моему мнению, только тогда, когда будет признано
различие психологических первоусловий.
В моей практике я постоянно встречаюсь с разительным фактом, что человек почти не способен
понять какую-нибудь иную точку зрения, кроме своей собственной, и признать за ней право на
существование. Мостом, ведущим через пропасть взаимного непонимания, является в мелочах общая
поверхностность, не слишком часто встречающаяся снисходительность и терпимость и, наконец, редко
обнаруживающееся благоволение. Но в более важных вопросах и в особенности там, где речь идет об
идеалах типа, взаимное понимание бывает, по-видимому, невозможным. Конечно, споры и раздоры
всегда будут необходимыми принадлежностями человеческой трагикомедии, однако все же нельзя
отрицать, что нравственный прогресс уже привел нас от кулачного права к созданию законов и,
следовательно, к образованию инстанции и мерила, стоящих над спорящими партиями. Я убежден, что
