 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
мышление такого типа целенаправленно и контролируемо, но его чувство импульсивно,
неконтролируемо, легко поддается переменам настроения, иррационально, примитивно и в той же
степени архаично, что и чувства дикаря.
То же самое истинно и в отношении любой функции, подавленной в бессознательное. Она
остается неразвитой, сплавленной вместе с элементами, ей, по сути, не принадлежащими, в
архаическом состоянии, поскольку бессознательное в нас является остатком непобедимой природы,
точно так же как оно является матрицей-маткой нашего нерожденного будущего. Неразвитые функции
всегда оказываются зародышевыми, поэтому неудивительно, что иногда в течение жизни возникает
потребность в дополнении и изменении сознательной установки.
Отдельно от свойств, мной уже упомянутых, неразвитые функции обладают дополнительной
особенностью, заключающейся в том, что, когда сознательная установка интровертна, они
экстравертны, и наоборот. Следует поэтому ожидать обнаружения экстравертных чувств у
интровертного интеллектуала, что, возможно, как раз и было выражено таким типом, однажды
сказавшим: «До обеда я кантианец, но после обеда я ницшеанец». В своей привычной установке, на
которую указано, он интеллектуал, но при стимулирующем воздействии хорошего обеда волны
дионисийства прорывают его сознательную установку.
Как раз здесь мы встречаемся с огромной трудностью в диагностике типов. Наблюдатель видит
проявления обеих составляющих: сознательной установки и автономных явлений бессознательного. И
он оказывается в затруднении: что следует приписывать сознательному, а что бессознательному?
Различительный диагноз может быть основан только на внимательном изучении качеств наблюдаемого
материала. Мы должны пытаться обнаружить, какие явления возникают вследствие сознательно
выбранных мотивов, а какие оказываются спонтанными, и так же должно быть установлено, какие из
них адаптированы, а какие имеют неадаптированный архаический характер.
Теперь должно быть достаточно ясно, что сами качества главной сознательной функции, то есть
сознательной установки как целого, оказываются в жестком контрасте с качествами бессознательной
установки. Другими словами, мы можем сказать, что между сознательным и бессознательным обычно
существует противоположение. Это противоположение, однако, не воспринимается как конфликт до тех
пор, пока сознательная установка не слишком одностороння и не слишком отдалена от установки
бессознательной. Но если случится обратное, то кантианец будет неприятно удивлен своим
дионисийским двойником, у которого обнаружатся весьма неподобающие кантианцу импульсы. Его
сознание почувствует необходимость подавить эти автономные проявления, и, таким образом,
возникнет конфликтная ситуация. Тотчас же бессознательное войдет в активную оппозицию к
сознанию, оно попросту откажется быть подавленным. Верно, что некоторые обозначенные сознанием
проявления подавить не столь трудно, но тогда бессознательные импульсы попросту отыщут другие
отдушины, которые будет не так-то легко обнаружить. И поскольку эти фальшивые клапаны
безопасности открыты, человек уже находится на пути к неврозу. Косвенные выходы, конечно, могут
быть сделаны доступными пониманию путем анализа и уже затем подвергнуты вновь сознательному
подавлению. Но это не загасит их инстинктивного динамизма, а лишь отбросит еще дальше на задний
план, пока понимание непрямого маршрута, избранного бессознательными импульсами, не приведет с
собой понимание односторонности сознательной установки. Одно должно сменить другое, так как оно
прежде всего было не чем иным, как односторонностью, активировавшей бессознательную оппозицию;
и проникновение в бессознательные импульсы полезно лишь тогда, когда оно эффективно компенсирует
эту односторонность.
Изменение сознательной установки — дело нелегкое, потому что любая привычная установка
является, в сущности, более или менее сознательным идеалом, освященным обычаем и исторической
традицией, и основана на материковой породе врожденного темперамента данного человека.
Сознательная установка по своей природе всегда является мировоззрением (Weltanschauung), если это не
религия в открытом виде. Это как раз то, что делает проблему типологии столь важной.
Противоположение (противостояние) между типами — это не просто внешний конфликт между
людьми, но это источник бесконечных внутренних конфликтов, причина не только внешних споров и
неприязней, но и нервных болезней, и психического страдания. Кроме того, это тот самый факт,
который обязывает нас, врачей, постоянно расширять свой медицинский кругозор и включать в него не
