субъективных психических явлений, и если из этого потока вдруг всплывает всеобъемлющее общее
понятие, то оно является не более чем простым симптомом. Раз мы сами являемся психическим, то,
позволяя исполниться психическому процессу, мы почти неизбежно растворяемся в нем и тем самым
лишаемся способности познающего различения и сравнения.
Это только одна трудность; другая заключается в том, что по мере отделения от
пространственного явления и приближения к беспространственности психического мы теряем
возможность точного количественного измерения. Даже констатация фактов становится
затруднительной. Например, если я хочу подчеркнуть недействительность какой-либо вещи, то говорю,
что я только подумал. «У меня даже и мыслей таких не было бы, если бы не... и вообще я такого не
думал». Замечания подобного рода доказывают, какими туманными являются психические факты или,
точнее сказать, насколько неопределенно субъективными они кажутся, ибо на самом деле они столь же
объективны и определенны, как и любое другое событие. «Я действительно подумал так-то и так-то, и
отныне это всегда будет присутствовать в моих действиях». Даже к такому, можно сказать, само собой
разумеющемуся признанию многие люди должны буквально-таки продираться, порой при огромном
напряжении моральных сил. Именно с этими трудностями мы сталкиваемся, когда делаем вывод по
известному внешнему явлению о состоянии психического.
Отныне область моих изысканий сужается с клинической констатации, в самом широком смысле,
внешних признаков до исследования и классификации всех психических данных, которые вообще могут
быть выявлены и установлены. Из этой работы сначала возникает психическая феноменология, которая
делает возможным появление соответствующего структурного учения, а уже из эмпирического
применения структурного учения вытекает наконец психологическая типология.
Клинические исследования основываются на описании симптомов, и шаг от симптоматологии к
психической феноменологии можно сравнить с переходом от чисто симптоматической патологии к
знаниям о патологии клеточной и патологии обмена веществ, ибо психическая феноменология
позволяет нам увидеть процессы заднего плана психического, лежащие в основе возникающих
симптомов. Общеизвестно, что это стало возможным благодаря применению аналитического метода.
Сегодня мы обладаем действительным знанием о психических процессах, вызывающих психогенные
симптомы. Этим знанием является не что иное, как учение о комплексах, которое, собственно, и
оказывается основой психической феноменологии. Что бы ни действовало в темных подпочвах
психического разумеется, на этот счет существуют разнообразные мнения, несомненно, по
крайней мере, одно: прежде всего это особые аффективные содержания, так называемые комплексы,
которые обладают определенной автономией. Мы уже не раз сталкивались с выражением «автономный
комплекс», однако, как мне кажется, оно часто употребляется неправомерно, тогда как некоторые
содержания бессознательного и в самом деле обнаруживают поведение, которое я не могу назвать иначе
как «автономным», подчеркивая этим их способность оказывать сопротивление сознательным
намерениям, появляться и исчезать, когда им заблагорассудится. Как известно, комплексы это прежде
всего такие психические величины, которые лишены контроля со стороны сознания. Они отщеплены от
него и ведут особого рода существование в темной сфере бессознательного, откуда могут постоянно
препятствовать или же содействовать работе сознания.
Дальнейшее углубление учения о комплексах последовательно приводит нас к проблеме
возникновения комплексов. На этот счет также существуют различные теории. Но как бы то ни было,
опыт показывает, что комплексы всегда содержат в себе нечто вроде конфликта или, по крайней мере,
являются либо его причиной, либо следствием. Во всяком случае комплексам присущи признаки
конфликта, шока, потрясения, неловкости, несовместимости. Это так называемые «больные точки», по-
французски «betes noires», англичане в связи с этим упоминают о «скелетах в шкафу» («skeletons in the
cupboard»), о которых не очень-то хочется вспоминать и еще меньше хочется, чтобы о них напоминали
другие, но которые, зачастую самым неприятным образом, напоминают о себе сами. Они всегда
содержат воспоминания, желания, опасения, обязанности, необходимости или мысли, от которых никак
не удается отделаться, а потому они постоянно мешают и вредят, вмешиваясь в нашу сознательную
жизнь.
Очевидно, комплексы представляют собой своего рода неполноценности в самом широком
смысле, причем я тут же должен заметить, что комплекс или обладание комплексом не обязательно
|