 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
диагнозами. Со временем, правда, накапливаются впечатления совершенно иного рода. Среди них —
ошеломляюще огромное разнообразие человеческих индивидуальностей, хаотическое изобилие
индивидуальных случаев. Специфические обстоятельства вокруг них, и прежде всего сами
специфические характеры, и создают клинические картины, картины, которые, даже при всем желании,
могут быть втиснуты в смирительную рубашку диагноза только силой. Тот факт, что определенное
расстройство может получить то или иное имя, выглядит совершено несоответствующим рядом с
ошеломляющим впечатлением, свидетельствующим, что все клинические картины являются
многочисленными подражательными или сценическими демонстрациями определенных конкретных
черт характера. Патологическая проблема, к которой все и сводится, фактически не имеет ничего общего
с клинической картиной, а, по сути, является выражением характера. Даже сами комплексы, эти
«ядерные элементы» невроза, являются среди прочего простыми сопутствующими обстоятельствами
определенного характерологического предрасположения. Легче всего это увидеть в отношении
пациента к своей родительской семье. Скажем, он является одним из четырех детей у своих родителей,
не самым младшим и не самым старшим, имеет то же самое образование и обусловленное поведение,
что и другие. Однако он болен, а они здоровы. Анамнез показывает, что вся серия воздействий,
которым он, как и другие, был подвержен и от которых все они страдали, имела патологическое влияние
только на него одного — по крайней мере внешне, по всей видимости. В действительности, эти
воздействия и в его случае не были этиологическими факторами, и в их фальшивости нетрудно
убедиться. Действительная причина невроза лежит в специфическом способе, которым он реагирует и
ассимилирует эти влияния, исходящие из окружающей среды.
В сравнении множества подобных случаев мне постепенно становилось ясно, что должны быть
две фундаментально разные общие установки, которые делят людей на две группы, обеспечивая всему
человечеству возможность высокодифференцированной индивидуальности. Поскольку очевидно, что
это не сам случай как таковой, то можно сказать лишь, что данная разница установок оказывается легко
наблюдаемой, только когда мы сталкиваемся с относительно хорошо дифференцированной личностью,
другими словами, это обретает практическую важность только после достижения определенной степени
дифференциации. Патологические случаи такого рода — это почти всегда люди, которые отклоняются
от семейного типа и в результате не находят больше достаточной защиты в своей унаследованной
инстинктивной основе. Слабые инстинкты являются одной из первейших причин развития привычной
односторонней установки, хотя, в крайнем случае, это обусловлено или подкреплено
наследственностью .
Я назвал эти две фундаментально различные установки экстраверсией и интроверсией.
Экстраверсия характеризуется интересом к внешнему объекту, отзывчивостью и готовностью
воспринимать внешние события, желанием влиять и оказываться под влиянием событий, потребностью
вступать во взаимодействие с внешним миром, способностью выносить суматоху и шум любого рода, а
в действительности находить в этом удовольствие, способностью удерживать постоянное внимание к
окружающему миру, заводить много друзей и знакомых без особого, впрочем, разбора и в конечном
итоге присутствием ощущения огромной важности быть рядом с кем-то избранным, а следовательно,
сильной склонностью демонстрировать самого себя. Соответственно, жизненная философия экстраверта
и его этика несут в себе, как правило, высококоллективистскую природу (начало) с сильной
склонностью к альтруизму. Его совесть в значительной степени зависит от общественного мнения.
Моральные опасения появляются главным образом тогда, когда «другие люди знают». Религиозные
убеждения такого человека определяются, так сказать, большинством голосов.
Действительный субъект, экстраверт как субъективное существо, является — насколько это
возможно — погруженным в темноту. Он прячет свое субъективное начало от самого себя под
покровом бессознательного. Нежелание подчинять свои собственные мотивы и побуждения
критическому осмыслению выражено очень явственно. У него нет секретов, он не может хранить их
долго, поскольку всем делится с другими. Если же нечто не могущее быть упомянутым коснется его,
такой человек предпочтет это забыть. Избегается все, от чего может потускнеть парад оптимизма и
позитивизма. О чем бы он ни думал, чего ни делал или ни намеревался сделать, подается убедительно и
тепло.
Психическая жизнь данного личностного типа разыгрывается, так сказать, за пределами его
