 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
происходит с ним нечасто, то соответственно число его друзей и знакомых очень ограничено. Так что
психическая жизнь данного типа целиком разыгрывается внутри. И если там и возникают трудности и
конфликты, то все двери и окна оказываются плотно закрытыми. Интроверт замыкается в себе вместе со
своими комплексами, пока не заканчивает в полной изоляции.
Несмотря на все эти особенности, интроверт ни в коем случае не является социальной потерей.
Его уход в себя не представляет окончательного самоотречения от мира, но являет поиск успокоения, в
котором уединение дает ему возможность сделать свой вклад в жизнь сообщества. Данный тип
личности оказывается жертвой многочисленных недоразумений — не из-за несправедливости, а потому
что он сам вызывает их. Он не может быть также свободен от обвинений в получении тайного
удовольствия от мистификации, ведь подобное недоразумение приносит ему определенное
удовлетворение, поскольку подтверждает его пессимистическую точку зрения. Из всего этого нетрудно
понять, почему его обвиняют в холодности, гордыне, упрямстве, эгоизме, самодовольстве и тщеславии,
капризности и почему его постоянно увещевают, что преданность общественным интересам,
общительность, невозмутимая изысканность и самоотверженное доверие могущественной власти
являются истинными добродетелями и свидетельствуют о здоровой и энергичной жизни.
Интроверт вполне достаточно понимает и признает существование вышеназванных
добродетелей и допускает, что где-то, возможно, — только не в кругу его знакомых — и существуют
прекрасные одухотворенные люди, которые наслаждаются неразбавленным обладанием этими
идеальными качествами. Но самокритика и осознание своих собственных мотивов довольно быстро
выводят его из заблуждения относительно его способности к таким добродетелям, а недоверчивый
острый взгляд, обостренный беспокойством, позволяет ему постоянно обнаруживать у своих
сотоварищей и сограждан ослиные уши, торчащие из-под львиной гривы. И мир, и люди являются для
него возмутителями спокойствия и источником опасности, не доставляя ему соответствующего
стандарта, по которому он мог бы в конечном итоге ориентироваться. Единственно, что является для
него неоспоримо верным, — это его субъективный мир, который — как иногда, в моменты социальных
галлюцинаций ему представляется, — является объективным. Таких людей весьма легко было бы
обвинить в наихудшем виде субъективизма и в нездоровом индивидуализме, пребывай мы вне всяких
сомнений по поводу существования только одного объективного мира. Но такая правда, если она и
существует, аксиомой не является — это всего-навсего половина правды, другая же ее половина состоит
в том, что мир также пребывает и в том виде, в каком он видится людям, и в конечном счете
индивиду. Никакого мира попросту не существует и вовсе без проницательного, узнающего о нем
субъекта. Последнее, сколь бы малым и незаметным оно ни представлялось, всегда является другим
устоем, поддерживающим весь мост феноменального мира. Влечение к субъекту поэтому обладает той
же самой валидностью, что и влечение к так называемому объективному миру, поскольку мир этот
базируется на самой психической реальности. Но одновременно это и реальность со своими
собственными специфическими законами, не относящимися по своей природе к производным,
вторичным.
Две установки, экстраверсия и интроверсия, являются противоположными формами, которые
дали знать о себе не в меньшей степени и в истории человеческой мысли. Проблемы, поднятые ими,
были в значительной степени предвидены Фридрихом Шиллером и лежат в основе его Писем об
эстетическом воспитании. Но так как понятие бессознательного было ему еще не известно, то Шиллер
не смог добиться удовлетворительного решения. Но, кроме того, и философы, оснащенные гораздо
лучше в плане более глубокого продвижения в данном вопросе, не пожелали подчинить свою
мыслительную функцию основательной психологической критике и поэтому остались в стороне от
подобных дискуссий. Должно быть, однако, ясно, что внутренняя полярность такой установки оказывает
очень сильное влияние на собственную точку зрения философа.
Для экстраверта объект интересен и привлекателен априори, так же как субъект или психическая
реальность для интроверта. Поэтому мы могли бы использовать выражение «нуминальный акцент» для
данного факта, под которым я подразумеваю то, что для экстраверта качество положительного смысла,
важности и ценности закреплено прежде всего за объектом, так что объект играет господствующую,
определяющую и решающую роль во всех психических процессах с самого начала, точно так же как это
делает субъект для интроверта.
