 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
реальному объекту. Из этого вытекает, что с одной лишь из этих двух установок невозможно дойти до
какой-либо удовлетворительной объединяющей формулы. А между тем человек так создан, что не может
пребывать в состоянии такой двойственности — даже если бы его дух это мог, — и это потому, что
такая двойственность касается не только отвлеченной философии, но и повседневной проблемы
отношений человека к самому себе и к миру. И так как мы, в сущности, имеем дело именно с этой
проблемой, то оказывается, что вопрос двойственности никак нельзя разрешить ученым спором на тему
о номиналистических и реалистических аргументах. Для разрешения необходимо посредничество
третьей, примиряющей точки зрения. В esse in intellectu недостаточно осязательна действительность — в
esse in re недостаточно духовности. Но идея и вещь находят точку соприкосновения в психике человека,
которая создает равновесие между идеей и вещью. И правда, во что выродится в конце концов идея,
если психика не даст ей возможности проявить какую-либо жизненную ценность? И, с другой стороны,
чем будет объективная вещь, если психика не даст ей того, что обусловливает силу чувственного
впечатления? Что есть реальность, если она не является действительностью в нас самих, не является
esse in anima? Живая действительность не заключается ни в фактическом, объективном состоянии вещей
только, ни только в идейной формуле: она дается лишь путем слияния того и другого и объединения
обоих в живом психологическом процессе, то есть в esse in anima. Лишь благодаря специфической
жизнедеятельности психики чувственное восприятие достигает той глубины впечатлений, а идея — той
действенной силы, которые являются неизбежными составными частями живой действительности.
Эту самодеятельность психики нельзя объяснить ни как рефлекторную реакцию на чувственное
раздражение, ни как исполнительный орган вечных идей; нет, она является, как всякий жизненный
процесс, постоянным творческим актом. Психика каждый день вновь создает действительность. Этой
деятельности я не могу дать никакого иного названия, кроме фантазии. Фантазия одинаково присуща
чувству и мысли, она одинаково причастна к интуиции и к ощущению. Нет ни одной психической
функции, которая не была бы нераздельно слита в фантазии с другими функциями. Фантазия
представляется нам то как нечто изначальное, то как последний и самый смелый продукт соединения
всех способностей человека. Поэтому я и считаю фантазию наиболее ярким выражением специфической
активности нашей психики. Она является прежде всего творческой деятельностью, дающей ответы на
все вопросы, на которые ответ возможен: она — мать всяких возможностей, и в ней жизненно слиты,
наравне со всеми психологическими противоположностями, также и внутренний мир
с миром
внешним. Фантазия была во все времена и постоянно пребывает тем мостком, который соединяет
несовместимые требования объекта и субъекта, экстраверсии и интроверсии. В одной лишь фантазии
оба механизма слиты.
Если бы Абеляр постиг психологическое различие между двумя точками зрения, то он, рассуждая
последовательно, должен был бы прибегнуть к фантазии для формулирования объединяющего
выражения. Но в царстве науки на фантазию, равно как и на чувство, наложено табу. Стоит, однако, нам
признать основную противоположность противоположностью психологической, и тотчас же
психологии придется признать не только точку зрения чувства, но и примиряющую точку зрения
фантазии. Тогда перед нами возникает великое затруднение ввиду того, что фантазия в большинстве
случаев есть продукт нашего бессознательного. Несомненно, что фантазия содержит и сознательные
элементы, но особенно характерно для нее то, что она, по существу, непроизвольна и чуждается
содержаний сознания. Это же свойство присуще и сновидению, которое, однако, еще гораздо
непроизвольнее и притом вовсе отчуждено от содержаний сознания.
Отношение человека к своей фантазии в высокой степени обусловлено его отношением к своему
бессознательному вообще. А отношение к бессознательному опять-таки в высокой степени обусловлено
духом времени. Смотря по степени господствующего рационализма, отдельный человек бывает более
или менее склонен признавать свое бессознательное и его продукты и ими заниматься. Христианская
сфера, как и всякая замкнутая религиозная форма, отличается несомненной тенденцией сколь возможно
подавлять бессознательное в индивиде, тем самым парализуя и его фантазию. Вместо того религия дает
нерушимые символические формы мировоззрения, долженствующие полноценно заменять
бессознательное индивида. Символически выраженные понятия всех религий суть образования
бессознательных процессов в типической общеобязательной форме. Религиозное учение дает, так
сказать, исчерпывающие сведения о «начале и конце мира» и об области по ту сторону человеческого
