(а-с)(а+с) выражает его высоту. Поскольку, как это ясно показывает совпадение
площадей прямоугольника и параллелограмма, площадь прямоугольника,
представленная произведением его основания на высоту, равна здесь искомой площади
параллелограмма, найденное по формуле решение тем самым оказывается и понятым.
Сопоставление такого психологического состава решения с тем, что имеет место, когда
слепо найденное по формуле решение остается непонятым, ясно показывает, что
представленный здесь в самом материале эмпирически выявленный состав понимания
заключается в определенном адекватном сочетании оперирования символами,
аналитически заданного формулой, со структурными, пространственно-временными
компонентами мысли, отображающими ее объекты. Можно, таким образом, на основе
этих достаточно ясных и простых фактов сделать эмпирическое заключение о том, что
по крайней мере для рассмотренных ситуаций как символически-операторные, так и
структурно-предметные пространственно-временные компоненты мысли являются
необходимыми ингредиентами феномена понимания.
В данном пункте анализа естественно напрашивается сопоставление с фактическим
материалом, рассмотренным выше в связи с составлением перечня основных
пространственно-временных характеристик мысли,
Поскольку эмпирические выводы М. Вертгеймера относятся к особенностям мысли,
формирующейся в ходе обучения, целесообразно прежде всего соотнести их с
материалами современной педагогической психологии, которые ясно свидетельствуют о
зависимости успешности обучения от использования модельных представлений при
решении соответствующих учебных, в частности физических, задач. Самые же эти
психические модели необходимо включают в себя пространственную схему объектов,
составляющих материал задачи, адекватно сочетающуюся с
символическиоператорными компонентами, воплощенными в естественном (словесном)
или искусственном (математическом) языке. Аналогичные данные о роли модельных
представлений и сочетаний образно-пространственных и символических компонентов
мысли содержатся и в материалах психологии разных видов творчества.
Рассмотренные "на своем месте", эти данные относились там к характеристике скрытых
пространственно-временных компонентов мысли и к выявлению самого факта их
необходимости в ее организации. Здесь же совершенно аналогичные по своей
феноменологии факты относятся к такой, хотя и мало исследованной, но достаточно
традиционной характеристике мысли, как понимание. При простом сопоставлении этих
обоих рядов фактов легко обнаружить их смысловое единство. Различие заключается
лишь в том, что к этому сочетанию образно-пространственных и символических
компонентов мысли исследование подходит с разных концов.
Особенно, пожалуй, ясным и демонстративным является органическое родство
эмпирических выводов К. Дункера и М. Вертгеймера с приведенными выше данными
нейро и патопсихологии. В самом деле, синтетическое обнаружение у К. Дункера и
уяснение структуры у М. Вертгеймера, явно опирающиеся на целостную
пространственно-временную схему, по своему прямому смыслу заключают в себе то же
самое содержание, которое в нейропсихологии обозначается как симультанный синтез
(Лурия, 1975). В фактах К. Дункера и в особенности М. Вертгеймера обнаруживается то
же самое необходимое сочетание образно-пространственных и символически-
операторных компонентов мысли, нарушения которого ведут в одном случае к
симультанной агнозии, а в другом к семантической афазии. В симультанной агнозии
нарушение этого сочетания обнажается в контексте анализа общей пространственно-
временной структуры и симультанной организации познавательных процессов, а в
семантической афазии в контексте анализа самих речемыслительных процессов,
именно понимания (а не просто перцептивного отображения) отношений, которое, как
показывают клинические данные, несмотря на относительную сохранность речевых
|