 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
отражения и включающих свои специфические пространственно-временные предметные
характеристики и соответствующие им частоты встречаемости. Тем самым инвариантность
отношения уровней обобщенности, специфичная для каждого понятийного операнда, имеет
более общие и более глубоко лежащие источники, чем операциональный состав
соответствующего концепта. А такое сохранение инвариантности соотношения родового и
видового уровней в структуре концепта получает свое выражение в обратимости операций,
которая является следствием и индикатором этой инвариантности.
Обратное же соотношение не имеет оснований потому, что если корни инвариантности как
причины обратимости поддаются объяснению с помощью другого базиса, то источники
обратимости операций, трактуемой как причина инвариантности операнда, остаются
неизвестными. Используемая Ж. Пиаже ссылка на общебиологические основания
координации операций, на укорененность последней в организме как носителе психики не
снимает неопределенность, а, наоборот, увеличивает ее, поскольку такой источник
обратимости, отнесенный к организму, является, во-первых, слишком общим и не содержит
оснований для специфичности операционного состава данного конкретного понятийного
операнда и, вовторых, не содержит никаких видимых подступов к возможной схеме такого
внутриорганического механизма обратимости операций.
Следовательно, инвариантность операнда не поддается выведению из обратимости операций,
а полнота обратимости операций, сочетание противоположных операций в нерасторжимые
пары и координация парных композиций в органически целостный операционный гештальт или
группу могут быть представлены как следствие принципа инвариантности отношения уровней
обобщенности в структуре понятийного операнда. И тогда "негативом" этого соотношения
являются незавершенность целостности операционного ансамбля и все дефекты полноты
обратимости, свойственные предпонятийному мышлению.
Этот вывод, касающийся соотношения инвариантности понятийных операндов с обратимостью
мыслительных операций, носящий в контексте анализа данной отдельной эмпирической
характеристики относительно частный характер, представляет, однако, принципиальный
теоретико-психологический и даже общефилософский интерес.
Как было показано в первых главах монографии, основной парадокс, выраженный уже в
эмпирической картине психических процессов, состоит в том, что будучи, как и всякая другая
функция организма, свойством или состоянием своего носителя, этот процесс в его итоговых
характеристиках поддается формулированию лишь в терминах свойств объектов,
воздействующих на носителя психики, состояния же самого носителя в картине психического
акта не представлены. С особой остротой эта парадоксальность выражена, конечно, в
познавательных процессах, а с максимальной остротой – на высшем уровне последних, т.е. в
понятийных структурах. Теоретико-психологический и общефилософский аспект этого
парадокса состоит в том, что, поскольку характеристики познавательного психического акта
формулируются в терминах свойств объекта, они не могут быть выражены в терминах
состояний носителя психики; поскольку же познавательный акт все же остается свойством
своего носителя, его структура неизбежно должна поддаваться формулированию в терминах
состояний последнего.
Выход из этой парадоксальной эмпирико-теоретической ситуации только один: в совокупности
многообразных свойств носителя психической информации должны быть найдены такие его
состояния, которые сами поддаются формулированию в терминах характеристик объекта,
отображаемого данной психической структурой. Но поддаваться формулированию в терминах
свойств объекта такие состояния носителя психики могут только в том случае, если они
сохраняют свойства объекта инвариантными (в определенном диапазоне и с соответствующей
мерой точности). Именно этому требованию не удовлетворяют взятые сами по себе
характеристики операционного состава познавательной, в частности понятийной, структуры.
Но этому условию удовлетворяют задаваемые объектом и коренящиеся уже в механизмах
