 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
наблюдения»? Неужели отказ
О
т серьезного рассмотрения проблемы индукции, которая
есть онтологически-эпистемологически-методологическая проблема отношения
действительности к знанию о ней, призван обеспечить «новому реализму» возможность
удержаться в «золотой середине» между эмпирией и спекуляцией? Вряд ли это
стратегически результативный ход мысли.
Если «первым принципом» «нового реализма» выступает положение: «Сущности не
должны умножаться без необходимости, но и не должны исключаться только потому,
что они ненаблюдаемы»
47
,
то разве возможно применять индуктивные методы к
«реальности», которая «не поддается наблюдению» и не является «множеством»? Но, в
свою очередь, если «реалистское понимание объяснения предполагает постулирование
объяснительных механизмов и попытку продемонстрировать их существование»
48
, что
можно сделать: а) положительно, постулировав возможный механизм и используя
свидетельства в пользу или против его действительного наличия; б) отрицательно,
элиминировав возможные альтернативы
49
,— то, безусловно, без «теории индукции,
являющейся проклятьем философии» (Уайтхед), обойтись нельзя. Ведь сущностью
экспериментальной демонстрации является принципиальная повторяемость
замеченного (сенсорно уловленного) явления. Старая юмовская проблема индукции
также не решена и «новым реализмом». (На мой взгляд, следует также понимать, что
элиминирование «возможных альтернатив» происходит после их предварительной
фальсификации экспериментальным образом.) Как согласовать «реалистическое
понимание объяснения» с оценкой роли эксперимента, данной в другом месте книги:
«Экспериментирование имеет смысл, только если экспериментатор создает секвенцию
событий, но не сам закон причинности, который стремится открыть. Поскольку явления
случаются лишь в открытых системах, то их постоянное самопоявление, предполагаемое
эмпиристски-причинным объяснением, возможно только как результат изолирования
эксперимента...»
50
В противоположность эмпиризму «»умеренный натурализм»
утверждает, что: 1. Закон независим от эмпирической регулярности (последняя не
является ни необходимым, ни достаточным условием установления закона). 2. Закон ни
подтверждается, ни отрицается появлением эмпирической регулярности»
51
Поскольку относительно причинного объяснения в общественных науках Аутвейт
замечает, что «ввиду открытого характера общественных систем» «для практических
целей мы можем в социальной науке забыть о замкнутости»
52
, то можно было бы
предполагать, что вопрос о ценности эксперимента для объяснения в общественных
науках временно (по крайней мере) отстранен. Тем не менее я настаиваю, что такой
вывод не согласуется с реалистической моделью объяснения, предложенной Аутвейтом.
Можно ли утверждать, что в предлагаемой модели объяснения речь идет о каком-то не
эмпирическом и не индуктивном способе собирания свидетельств за или против,
постулируемого для объяснения общественных явлений механизма?
Не умножая более примеров, я считаю, что «новому реализму» предстоит еще
проделать большую работу. Главная задача, стоящая перед ним, на мой взгляд,
заключается в том, чтобы выработать последовательную метатеоретическую позицию,
связывающую три основные аспекта теоретизирования — онтологию, гносеологию и
методологию. Представленный в книге У. Аутвейта «новый реализм» недостаточно нов,
чтобы помочь в выполнении этой задачи. Он содержит в себе все неразрешимые
проблемы старой эпистемологи-ческой перспективы, навязанной новой философии и
современной науке дуалистической картезианской метафизикой. Созданная со-
зерцательной эпистемологией научная рациональность является формой, не достаточной
для общественных наук, и особенно для социологии. Все четче указывают на это
появляющиеся «альтернативные» теории рациональности (прежде всего, «критическая
теория»), но они еще слишком слабы и зависимы от созерцательной концепции
познания, чтобы стать плодотворной альтернативой. Пока же мы вновь и вновь
