возникает ни противостояния, ни споров об однонаправленной редукции между
философией и наукой (таких, как в позитивистских или сци-ентистских миражах).
Скорее, они взаимопроницаемы и восприимчивы друг к другу».
Это все, что касается общей ситуации. Чалмерс и другие, без сомнения, вправе
требовать больше желания подробно обосновать связи между реализмом вообще и
теоретизированием (к примеру, построением моделей) в конкретных науках вроде
физики (см.: [6]). На микроуровне это значит, я думаю, что следует избегать идеи,
будто не может быть никакой серьезной науки, пока не обеспечены ее
трансцендентальные основания. Из истории науки, по-видимому, ясно, что ученые
чаще всего действовали, если вспомнить знаменитое различение Башляра, с некоторого
рода стихийным и неявным («дневным») реализмом, но наяву они могли также
предаваться всевозможным причудливым («ночным») изыскам в философии.
Я думаю, можно бы подробно показать, что в целом реалистские предпосылки
нацелены поощрять научное продвижение, а конвенционалистские или другие
антиреалистские допущения мешают ему; но на любую такую общую тенденцию
определенно нашлись бы многочисленные контрпримеры, подобно тому, как иные
ложные убеждения часто оказывались благотворными при особом стечении
обстоятельств в развитии науки. Я не вижу ничего противоречивого в признании, что
конкретные философские убеждения могут иногда быть эвристически полезными, а в
другое время практически бесполезными. Противоречивость существует в реальности,
а не просто в наших описаниях ее.
Козакевич, подобно другим критикам, подозревает, будто трансцендентальный или
критический реализм виновен в некритическом принятии предрассудков о природе
науки и ее познавательных возможностях (см. с. 180). И опять же, может быть, верно,
что конкретные формулировки реализма не сбалансированы, т. к. уделяют слишком
много внимания некоторым наукам и областям науки. Это определенно так в случае с
пристрастием Бхаскара к экспериментальной науке в контексте специфической
аргументации в «Реалистской теории науки». По мере развития науки разумно
ожидать, что будут изменяться не только примеры, но и акценты внутри
метатеоретических описаний. (Составляет или нет квантовая теория угрозу реализму,
либо пусть даже ограничение на область его утверждений? Ясно по меньшей мере, что
она влияла и будет продолжать влиять на общий научный контекст, с которым соотно-
сится реалистская и любая другая метатеория (ср.: [4].) Но на самом общем уровне, мне
кажется, реалистская философия науки и для науки обязательно ее сторонница,
признающая неопровержимые (по крайней мере, с наших сегодняшних позиций)
познавательные достижения, хотя, конечно, не подписывающаяся под всеми ее
интеллектуальными увлечениями и социальными последствиями.
В случае общественных наук я согласен с Козакевич относительно важности выхода
за пределы эпистемологической установки, которую она называет созерцательной, а я
склонен назвать сциентистской. Но несмотря на критику реализма со стороны «кри-
тической теории» и других взглядов, мне все еще кажется, что онтологический
реализм, чувствительный к различиям в составе разных родов природных и
социальных объектов, предлагает полезную (выражаясь очень слабо) основу и
естественным, и общественным наукам. Проблемы установления объекта явно очень
различны в этих двух областях науки ([5], гл. 3), но не настолько, чтобы
ниспровергнуть подход, который натуралистичен в обоих смыслах этого термина: в
трактовке науки вообще как естественной деятельности, качественно развивающей
родовые способности человечества; и в толковании общественных наук как занятых
одним делом с естественными определением и объяснением структур и механизмов
действительности.
1. BhaskarR. Scientific realism and human emancipation. L., 1986.
|