 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
сделать «обратный перевод» этого анализа в более последовательную систему
категорий гегелевской «Философии права», то станет очевидным, что пограничные
линии между гражданским и политическим обществом (уже у Гегеля отнюдь не
четкие) должны рассматриваться как весьма подвижные. Ибо дух демокра-
тической формы нравственной жизни, если она вообще существует, будет
пропитывать все институты общества. Следовательно, нельзя провести никакой
твердой границы, которая раз и навсегда отделила бы сферу «отрицательной» свободы
от сферы «положительной», общественной свободы. Иными словами,
демократическая форма нравственной жизни будет влиять на пути, в каких может
развиваться и проявляться отрицательная свобода владетелей собственности.
Возьмем наиболее очевидный пример: обобществление средств производства
всегда есть (и всегда должно быть) одной из возможностей выбора для
демократического образа правления. Значит ли это, что коммуналистская концепция
политической свободы включает в себя все истинное содержание естественно-
правовых теорий? Или мы должны допустить, что теоретическая стратегия Гегеля,
которая de facto (хотя и в менее систематическом виде) является также стратегией
Токвиля и даже Милля и согласно которой «отрицательная» свобода буржуазного
индивида есть сфера прав sui
generis, не подпадающих под контроль
демократически порожденной общей воли, — опирается на свое собственное, иное
понятие права? Это те вопросы, с которыми я хочу вернуться назад к моим исходным
размышлениям о противостоянии индивидуалистских и коммуналистских концепций
свободы в современном мире.
IV
Чтобы повысить остроту моих вопросов, я хочу сравнить два относительно новых
образца индивидуалистской и коммуналистской концепций свободы. Соответственно
защитником первой у меня будет Нозик, сторонником второй — Хабермас. Я выбрал
Хабермаса потому, что его теория — это наиболее глубокая и оригинальная на сегодня
перестройка коммуналистской концепции свободы, и выбрал Нозика, так как его книга
«Анархия, государство и утопия», хотя, быть может, и не самая глубокая, дает самую
радикальную защиту индивидуалистской концепции, какую я знаю. Я не собираюсь
обсуждать здесь никаких деталей и вдаваться в антропологические и гносеологические
посылки двух авторов. Поскольку речь зашла об этих посылках, то я думаю, что
Хабермас, в основном, прав, а Нозик глубоко ошибается. Все, что я хочу, — это
рассмотреть интересную формальную аналогию между двумя теориями.
И Нозик, и Хабермас работают с некими .мегапринципами свободы, т. е. с
принципами, которые определяют только формальные условия свободного общества
без какого-либо конкретного содержания в виде институционных структур, форм
жизни, форм объединения и т. д. У Нозика эти метапринципы суть принципы
отрицательной свободы, сосредоточенной на правах собственности. У Хабермаса они
— принципы рационального рассуждения. В обоих случаях метапринципы свободы
определяют не утопическое состояние общества, а, как говорит Нозик, некий «каркас
для утопий», «мета-утопию»
21
. У обоих формальные условия свободы определяют
условия по существу плюралистического общества: метапринципы говорят, какие
условия должны быть выполнены, чтобы конкретные содержания общественных
отношений были признаны законными. И поскольку эти условия выполнены, любое
содержание (институционные механизмы, формы жизни, индивидуального выбора,
формы действий и т. д.) будет законным.
В этом пункте аналогия кончается, ибо форма и содержание, очевидно, будут
связаны друг с другом очень по-разному в зависимости от того, связывают ли их в
соответствии с принципами рационального рассуждения или согласно принципам
права собственности. Метапринципы рационального рассуждения суть, прежде всего,
