 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
идеалов. Христианские секты вновь и вновь разжигали пламя раннехристианских
эсхатологическо-хилиастических надежд, пытаясь буквально воплотить нравственно-
религиозные требования Нагорной проповеди и коммунистические идеалы
апостольской истории. В движении францисканцев, на которое повлияли вальденсы,
католическая церковь вобрала в себя эти тенденции, дисциплинировала их и тем самым
лишила опасного острия. Но все эти движения были лишь наивными попытками
возобновления, попытками, стремящимися возвратить христианство к иудейской секте,
которой оно исконно и было. Но к действительному обновлению ранне-христианского
духа, т. е. к возрождению основной религиозной силы, которая существовала в
пророках Израилевых и певцах, в Иисусе, Петре и Павле, никогда не пришли. Нечто
подобное мог совершить только выдающийся пророческий гений, вооруженный
неповторимым религиозным даром. Таким геншгм стал Лютер. Он был столь же мало
новатором и основателем религии, сколь и восстановителем, поэтому вообще
правомерен вопрос: «А правильно ли называют его реформатором?» Лютер не
подражал, как сектанты, рабско-механически первоначальному христианству, он даже
не восстанавливал, как это обычно принято, павло-иоанновское Евангелие в
адекватной форме, — он более всего обновил (причем в связи с опытом познания
Христа ап. Павлом и четвертым евангелистом) пророческо-библейский, израильско-
христианский религиозный тип, обновил с той суверенной свободой, которая придана
религиозному гению. Лютер решительным и смелым ударом разрушил синкретизм
католической церкви и Евангелие, которое в большом католическом соборе было
одним из основных камней наряду с другими, сделал основным и краеугольным
камнем***. *6*Он предпринял колоссальное сокращение христианства, которое нам
представляется особенно бедным и пуританским в сравнении с богатством
католического синкретизма. Он отверг примитивные чувственные античные культы и
обряды, поставив на их место Духовно-словесную службу Бету, которая на первый
взгляд к тому же кажется слишком трезвой и хрупкой. Он — и это с точки зрения
истории религии его самое значительное деяние — освободился от католической
мистики и поставил на ее место набожность, ориентированную на библейскую,
пророческо-еванге-лическую религию. Подобно тому как августино-ареопагитско-бер-
нардиновская мистика Мехтильды, Экхарта, Сузо и Таулера была оформлена немецким
духом, так библейско-пророческий тип религиозности был проникнут и оформлен
благодаря Лютеру немецким нравом. У Лютера речь идет не только, как утверждаем
Тр¸льч, о чистом преобразовании средневековых идей, о новом решении
средневековых проблем, а о новом творении на совершенно новой основе, о
?????????
??? ???? ?????.
И при этом не
следует забывать, что Лютер некоторое время учился у
мистиков
8
. Сначала его учителями были Августин и Бернар, потом Таулер, создатель
«Немецкой теологии» и его наставник в ордене Штаупиц. Лютер сам издал
упомянутую выше книжечку неизвестного руководителя франкфуртского хора; он же
сопроводил второе издание этой книги восторженным предисловием уже после того
как стал реформатором
9
. Еще в его сочинении «О свободе христианина» повсюду
встречает нас терминология и символика мистики. Но в период, когда его творчество
стало более зрелым, Лютер полностью покончил как с мистическими идеями, так и с
мистическим языком. Представления Бонавентуры о соединении души с Богом он
определил как «пустую фантазию и мечтание»
10
. Он же предпринял борьбу против того
авторитета, перед которым склонялась вся средневековая набожность и теология, —
против Дионисия Ареопагита. Он выразительно предостерегает против его
«Таинственного (мистического) богословия» и от аналогичных книг других авторов, в
которых много написано о бракосочетании духа и в которых Бог рассматривается как
жених души, а душа — как невеста Бога. «Это лишь собственные учения авторов,
которые они принимают за высшую мудрость. И я когда-то этим занимался, конечно,
не без большого вреда. Я говорю вам: «Ненавидьте это «Мистическое богословие»
Дионисия и подобные книги, в которых содержатся похожие басни, как чуму»
11
.
