 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
(здесь: «слиянию с Богом» — лат.) в экстатическом порыве любви есть метафи-
зическая эротика; неудивительно, что она, как в романском и германском
средневековье, так и в Индии и Персии, говорила языком естественной любви.
Но она не только говорила тем же языком, но и любила теми же чувствами:
опьянение чувств вплоть до бессознательного наслаждения, пассивное растворение
вплоть до полной неразличимости, мягкая женственная отдача вплоть до
самопожертвования, иногда также жесткая скрытность и сердечное утешение — все
это основные настроения средневековой мистики Божества, которые наряду с более
холодной и уравновешенной мистикой бесконечного царили в высших слоях
религиозной жизни, когда на сцену вышел Лютер. Эта крепкая, здоровая и мужская
личность была исполнбна совсем иным восприятием жизни. Лютер не зачах от
аскетическо-пессимистической мировой тоски и скуки, для его сильного чувства
действительности этот мир тварей не был как для мистика бессущностной *8*
видимостью, несовершенной копией или печальным преображением более высокого
духовного мира. Лютер принял мир таким, каков он есть, с его радостями и стра-
даниями, с его ценностями и недостатками. Он принял действительность серьезно —
всю действительность с ее бездной нищеты без утешения и демонического зла. Он
пережил «нужду» ("Not") — это любимое слово Лютера, как и псалмистов, — во всей
ее тяжести и ужасе, как внешние жизненные неудачи и притеснения, так и страх
совести, возбуждающие и приводящие на грань отчаяния. Но эта великая нужда не
приводит его, как мистиков, к бегству от мира и отрицанию жизни; нет! — как пророки
Израилевы, как паломники, как Павел, бросается он храбро, в страхе и печали сердца, в
мир и искренне обнимает жизнь. Из восприятия полной опасности и несправедливости
жизни поднимается полная сил и свежая воля к ней вопреки отчаянию и смертельной
нужде; страх и трепет уступают место доверию и созиданию; из внутренней
разорванности рождается непоколебимая и радостная жизнеутверждающая надежда.
Лютер называет эту решительную и смелую надежду старым библейским словом
«вера». Вера для Лютера, так же как и для личностей Ветхого и Нового Заветов,
заключается не в принятии определенных религиозных учений, не в «воспоминании о
Боге», но в «живой отважной надежде на милость Божью, надежде, настолько
определенной, что он не устает об этом повторять. Такая надежда и сознание милости
Бога делает его радостным, упрямым и веселым по отношению к Творцу и
сотворенному миру». «И так ты видишь, что значит верить в Бога, это значит в борьбе
обрести такое сердце, которое станет сильным и не отчаивающимся по отношению ко
всему, что могут черт и мир, к нищете, несчастью, грехам и стыду»
15
. Эту веру
показывает Лютер в самых различных и тончайших нюансах. Сердечная надежда на
Бога доносится из этих поэтических строк:
И пусть продлится долго ночь.
И снова на рассвете
Под силу с Богом превозмочь
Сомненья злые эти.
Вера означает героическую решимость и безоглядное мужество отречения:
Не пожалеем в грозный час
Имения мирского.
Берите в полон
Детей наших, жен!
Лишите всего!
За нами — торжество!
И царство будет наше!
Вера возрастает до безрассудно смелого сознания победы; она предлагает вызывающее
и упрямое сопротивление всем силам зла; она не разрушима несчастьями, сколь бы
жестко и жестоко они себя ни проявляли
16
:
