 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
кара? Это вопрос не риторический; я действительно не знаю на него ответа. Не
является ли, однако, такое незнание более адекватным религиозным состоянием, чем
какой угодно догматизм?
4
В русской научной (или, если угодно, философской) литературе есть одна
повсеместно известная книга «Проблемы поэтики Достоевского» М. М. Бахтина.
Считается, что в этой книге Достоевскому дана новаторская трактовка. Главное в этой
трактовке — мысль автора о диалогичности творчества Достоевского, о полифонии,
что якобы и отделяет его радикальным образом от прочих писателей — по крайней
мере, новоевропейских, ибо корни указанной особенности Достоевского М. М. Бахтин
находит в древнегреческой культурной традиции, в так называемой мениппо-вой
сатире, или мениппее. Художественный космос Достоевского — это открытая система,
в ней принципиально отсутствует завершающая и резюмирующая универсальная
истина — или «монологическая» истина, употребляя терминологию Бахтина. Герой
Достоевского — тоже незавершенный, необъективированный человек, а не носитель
той или иной отчуждающей социальной маски, — он, этот герой, нетождествен самому
себе. Система Достоевского строится как взаимодействие и сосуществование живых
человеческих голосов, в ней столько же центров, сколько человеческих сознаний.
Бахтин согласен с тем, что романы Достоевского идеологичны, но говорит, что идеи
берутся здесь в качестве личностей и субъектов, а не как абстрактные
интеллектуальные концепты. Это и есть полифония, установка на диалог. Мир
Достоевского — не бытиен, а со-бытиен; в нем царит не единогласие, а согласие не
совпадающих друг с другом голосов. Идеи не имеют у Достоевского решающей силы,
они не доминируют над человеком.
М. М. Бахтин всячески подчеркивает, что его интерпретация Достоевского имеет в
виду прежде всего и единственным образом художественные особенности, а не
философию или идеологию Достоевского. Если уж говорить об идеологии, то
Достоевский-художник характерен в первую очередь тем, что у него идеологии не
было. Один пример: в «Дневнике писателя» Достоевский строит идеологическую
программу, близкую к той, что развивает в «Бесах» славянофильствующий Шатов; но в
публицистике Достоевского — это именно программа, идеология, а в романе — только
один из «голосов». Другими словами, у романов Достоевского столько же авторов,
сколько в них героев. Это и есть главная особенность художества Достоевского.
Настойчивые попытки М. М. Бахтина представить свою книгу исключительно в
качестве эстетического трактата вполне понятны и, я бы сказал, извинительны — имея
в виду культурную обстановку в Советском Союзе того времени. Книга Бахтина вышла
первым изданием в 1929 году, написана же была лет на пять раньше. Это, однако, не
может помешать нам увидеть в этой замечательной книге своеобразное философское
сочинение, выдвинувшее некое целостное мировоззрение. Следует сказать об
экзистенциальном звучании книги Бахтина. Достоевскому дана в ней чисто экзи-
стенциалистская трактовка. Некоторые пассажи книги Бахтина звучат как цитаты из
Сартра (например, о нетождественности человека самому себе). Но главная
ассоциация, вызываемая книгой, — это, конечно, «Я и Ты» Мартина Бубера. Не
исключено, что Бахтин был знаком с этим сочинением; учитывая хронологию обоих
произведений, можно даже, пожалуй, допустить, что «Поэтика Достоевского» была
написана под прямым влиянием Бубера. Маскировка своего мировоззрения под
эстетический трактат — старый, испытанный прием русских авторов, идущий из
дореволюционной России (где это получило название «реальная критика»). Не мог же в
20-е годы XX века русский автор, живущий в Советском Союзе, излагать то, что потом
было названо экзистенциальной философией, от своего имени, — для этого
требовалась некая крупная фигура, в тени которой можно было спрятаться. Безусловно,
