 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
самого начала последовательно отвергала этот принцип на практике.
Против последнего положения и вообще против выдвинутого выше тезиса о
встроенном в исследовательскую программу философии науки противоречии
между инструментарием и целью исследования можно привести разные примеры, в
частности конвенционализм Поппера. Поппер expressis verbis отверг то, что он назвал
натуралистической идеей философии, т. е. представление о ней как о (философской,
методологической, логической) реконструкции реальной науки, и поддержал
методологический образ науки, основанной в конечном счете на конвенции. При такой
постановке вопроса Поппер, не прибегая к спорной диалектике, мог бы утверждать, что
против его видения науки никто не сумеет возразить, Указав на его несоответствие
тому, что ученые делают реально. Очень существенно, что Поппер не воспользовался
такой возможностью и не занял эту линию обороны перед лицом нападок на
"фальсификационизм" и последующих признаков поражения своей Доктрины. И вряд ли
это должно удивлять: конвенционализм Чоппера фактически не пошел дальше
программных деклараций, которые, nota bene, были такими же общими и
незаконченными, как и формула рациональной реконструкции. Его
исследовательская программа в действительности была не менее «натуралистической»,
чем программа Венского кружка, раскритикованная им. Нет причин, по которым
систему Поппера нельзя считать «предложение к соглашению или конвенции»,
пользуясь его собственными словами. Однако сам он толкует свою программу по-
другому: как идеализированную, но в этих пределах адекватную картину «Большой
Науки», науки «таких людей, как Галилей, Кеплер, Ньютон Эйнштейн и Бор (если
ограничиться немногими мертвыми)»
8
Здесь нет сомнений, как выделена область
«Большой Науки», что в системе Поппера подвергнуто «суровым проверкам» и с каких
позиций: список людей «Большой Науки» с позиций поппе-ровской методологии, или
наоборот. В действительности конвенция подкрепляла фальсификационизм, но
конвенция типа коллективных представлений Дюркгейма, а не конвенция из
философских трактатов
9
.
Суммируя аргументацию до этого момента, скажем, что идеология сциентизма,
поддерживающая исследовательскую программу философии науки, играла в ней
гораздо более важную роль, чем обычно думают. Мы могли бы утверждать (с
некоторым преувеличением, но не без оснований), что с этой идеологией философия
науки становится эмпирической дисциплиной, хотя и оставаясь до некоторой степени
философской. Отождествление рациональности с научным методом не имело
серьезных последствий до тех пор, пока само понятие науки не приобрело сегодня
дополнительного социального значения. Покуда «наука» означала только «знание» или
«познание» (в предельном случае «истинное знание» или «истинное познание»),
отождествление рациональности с научным методом не было важным. Но когда
понятие науки стали связывать с конкретным видом деятельности в общественном
разделении труда, с конкретными социальными ролями и институтами, короче, с
определенной социально порождаемой сферой интеллектуальной жизни —
отождествление рациональности с научным методом, разума с наукой приобрело
смысл далеко идущей содержательной позиции, подразумевающей не столько какие-то
положения о рациональности, сколько мнение о различных сферах интеллектуальной
деятельности и различных областях культуры. Сциентизм в первую очередь возвышает
определенную область культуры, науку, и умаляет другие, прежде всего религию, и
только тогда выражает свое мнение о знании, занимая позицию, которая есть лишь
следствие (хотя и не прямое, но тем не менее следствие) этого базового
идеологического суждения. Исследовательская программа в теории познания,
основанная на сциентистской идеологии, должна обернуться своей
противоположностью, т. е. программой эмпирического исследования, в которой
главные эпистемологические вопросы неявно решены и потому все исследование
