 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
субъективностью разумной воли в преобладающей степени. Следовательно, тип
самостоятельности, реализованный в греческом полисе, не был еще рациональной
самостоятельностью в полном смысле слова. Но эти пределы рационального
самоопределения в полисе только отражали неустранимый догматический аспект
греческой нравственности: идейно они связаны с еще нерасчлененной мифологической
формой миро- и самопонимания (которые как таковые не были объектом рациональной
критики или рациональной оценки), т. е. связаны именно с теми сторонами греческой
нравственности, которые нам кажутся прекрасными. По этой причине греческое
просвещение, достигшее вершины в фигуре Сократа, означало гибель греческого
полиса, ибо оно вносило начала рефлексивного и дискурсивного анализа в
нравственную жизнь полиса, против чего он не смог устоять. Так только поверили в
идею, что ничего не должно принимать в качестве общезначимого, если его нельзя
доказать, так сразу зашатались устои, на которых был построен греческий полис. И не
только софисты, но и сам Сократ внес вклад в разложение основ полиса. В этом смысле
афиняне были правы, приговорив Сократа к смерти. Однако самый «принцип
самостоятельной особенности», как его называет Гегель и, обнаруживает себя в духе
Сократа и с другой стороны, а именно как «величайшее право субъекта... не признавать
ничего такого, разумности чего я не усматриваю...»».
Это право требует формы узаконения, которая была неприемлемой внутри полиса.
Поэтому попытка Платона еще раз восстановить красоту и истину греческой
нравственной жизни в философской мысли была парадоксальной с самого начала и
только и смогла привести к чрезвычайно репрессивной концепции идеального об-
щества. «Платон в своем государстве, — пишет Гегель, — изображает
субстанциальную нравственность [полиса] в ее идеальной красоте и истине, но он не
может справиться с принципом самостоятельной особенности, ворвавшимся в его
время в греческую нравственность, иным путем, как противопоставляя этому принципу
лишь свое субстанциальное государство и совершенно исключая его из этого
государства в самих его начатках, каковыми являются частная собственность и
семья...»
12
Как можно теперь понять, принцип самостоятельной особенности имеет здесь для
Гегеля внутренний и внешний аспекты. В своем полном смысле «принцип
самостоятельной внутри себя бесконечной личности единичного человека,
субъективной свободы» — это принцип, который, согласно гегелевской философии
истории, во всемирно-историческом плане проявился с возникновением христианства, с
одной стороны, и римского права — с другой
13
. Он взорвал границы греческого мира.
III
Из того, что я сказал до сих пор о посылках, на которых Гегель пытался построить
идею современного государства, кто-то мог бы предположить, что дальше он попробует
развить концепцию демократической, универсалистской и секулярной формы нравствен-
ной жизни для современных обществ. Как хорошо известно, этого он не сделал. В
некоторых отношениях Гегель приближается к такой концепции в тех частях своей
теории государства, где говорится о самоуправлении коммун и корпораций, об
общественном мнении и свободе печати или о парламентском представительстве. Но
частичные его уступки демократическому духу современного западного мира всегда
соединены у него с принципиальными возражениями против идеи демократии в
применении к современному миру.. Гегель отвергает именно политическое толкование
принципов естественного права как принципов демократического участия и принятия
решений в современном обществе. Его философские доводы против этого весьма
сложны, но в конечном счете не очень убедительны. Основные аргументы Гегеля —
это: (1) «коммуналистское» возражение против индивидуалистской антропологии
теорий естественного права; и (2) аргумент, относящийся к дифференциации и
