 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Плоть мою, тлен страстей,
Всю умертви!
Пусть лишь горит ясней
Семя любви!
Doktor Marianu
(восхищенно):
О, владычица, молю:
В шири неба синей.
Соизволь, что я твою
Тайну видел ныне!
Соизволь, чтобы восторг,
Крепкий в сердце мужа,
Пред тобою я исторг,
Вырвавши наружу!
Крепки мы безмерно там,
Где ты управляешь,
И ты пламень сердца нам,
Кротостью смиряешь.
Мать, во славе без конца,
Чистая девица,
Богоравная, Творца
Милостью царица!
Пороку недоступная.
Ты внемлешь с снисхождением,
Когда душа преступная
Приходит с сокрушением,
Когда б не так,— падение
Кого б не погубило?
И кто б достиг спасения
Одной своею силою?
Где те стопы, что устоят
Или скользить не станут?
А нежной лестию чей взгляд
И слух чей не обманут?
Magna peccatrix
(St. Lucae VII, 36).
Ради всей любви смиренной,
У господних ног явленной,
Ради слез, пролитых мной,
Ради смешанных с слезой
Мира струй благоуханных,
Ради кос моих густых.
Миро стерших с ног святых,—
Chorus mysticus:
Лишь женственность вечная
Нас к небу подъемлет!
Как я уже говорил, отсюда вовсе не следует, что религия зиждилась
исключительно на половых чувствах, так как такой взгляд был бы в такой же мере
односторонен, как и неверен. Происхождение религии базировалось, между прочим,
еще и на необъяснимой загадке смерти и бытия, на ощущении бессилия, на утешении
в горестях существования, на бессмертии души и пр. Но все же в религиозных
традициях и внешней показной стороне весьма крупную роль играли эти эротически-
половые основы, действовавшие возбуждающе не только на твердо верующего, но и на
вновь посвященного.
(Можно сравнить, например, нижеследующее поэтическое излияние:
Возьми меня, собаку, за ухо,
Брось мне кость милости
И швырни меня, греховного болвана,
На небо всепрощенья!
(Из книги песен Гернгутера).
