Фриде обходились стол и квартира у ее замужней сестры в 45 франков ежемесячно.
По смерти родителей, Фрида получила от отца 2471 франк, которые, впрочем,
целиком попали в руки ее брата.
Бедная девушка начала переживать очень печальные дни. Ей нехватает средств
на содержание ребенка, и вместе с тем, чувство стыда не разрешает признаться в
его существовании. И, наконец, ей предложено было приютом забрать ребенка в 1903
г. по достижении им предельного возраста (пять лет).
Что оставалось ей делать?
Несомненно, что навязчивые мысли, преследовавшие в то время Фриду Келлер,
обусловливали ее ясно выраженное патологические состояние, на которое вполне
основательно, указал, между прочим, и ее защитник. Ей мучительно хочется
сохранить тайну и вместе с тем содержать ребенка, но она не предпринимает в этом
смысле никаких мер. Она не заботится о приискании более дешевого приюта, ке
хлопочет о большем жалованьи, не старается получит своих денег от брата, не
советуется с замужней сестрою и даже не преследует соблазнителя, женатого
человека, все это в интересах сохранения тайны. Хотя в связи с законом,
предъявление иска об отцовстве к женатому соблазнителю не представляется
возможным (!) Но все эти вопросы ее как-будто не интересуют, о чем она и заявила
впоследствии на суде. И вот, с понедельника пасхи 1904 г., т. е. с той минуты,
когда ребенку предстояло покинуть приют, одна лишь мысль медленно, но зловеще,
начинает овладевать ее дезорганизованным и объятым страхом мозгом, мысль,
кажущаяся ей единственным просветом в ее отчаянном положении, мысль о
необходимости избавиться от ребенка. Это навязчивое представление цепко
овладевает ее разумом и, наконец, толкает ее на решительный шаг.
Несмотря на любовь к детям, Фрида своего ребенка не любила, хотя и
аккуратно за него платила. Она его никогда не ласкала, не баловала, не целовала
и, будучи в других случаях доброй и отзывчивой женщиной, весьма безучастно
относилась к собственному ребенку. В начале апреля приют был ею извещен, что она
вскоре примет ребенка.
За несколько дней до этого ее видели мечущейся по квартире в поисках за
каким-то шнурком. Внешний вид ее говорил о придавленном внутреннем состоянии.
Наконец, она решилась. Сестры ее были извещены, что ребенок ее будет отправлен к
тетке из Мюнхена, которая ждет ее в Цюрихе. Схватив ребенка за руку, она
отправилась с ним в Гагенбахский лес. Здесь в уединенном месте, она долго
раздумывала, не решаясь на свое ужасное дело. Но, по ее словам, какая-то
неведомая сила подталкивала ее. Вырыв могилку руками, она удавила ребенка
шнурком и, убедившись в его смерти, зарыла трупик и обходным путем отправилась в
отчаянии домой. 1-го июня приют был ею извещен о благополучном прибытии ребенка
в Мюнхен, 7-го июня трупик после сильного дождя был найден на поверхности земли
какими-то бродягами, 11-го того же месяца Фрида заплатила последний долг приюту
за ребенка, а 14-го она была арестована. Фрида не переставала объяснять свой
поступок неспособностью содержать ребенка, а также необходимостью соблюдать
тайну, которая заключала в себе позор ее вынужденного материнства, обусловившего
внебрачное рождение.
По свидетельству знавших ее, она отличалась кротостью, добротой,
интеллигентностью, любовью к труду, скромностью, любила детей. Заранее
обдуманное намерение было признано ею самой, причем она не высказала никаких
забот в интересах смягчения своего преступления. Такие случаи по местным законам
(ст. 133) заслуживают смертного приговора, каковой и был ей вынесен. Фрида
Келлер при этом потеряла сознание.
Верховный совет Сан-Галленского кантона большинством всех против одного
вместо смертной казни, назначил ей пожизненное заключение в каторжной тюрьме. В
этом заключаются сухие факты, заимствованные нами из протоколов суда в местной
газете и из великолепного отчета в "Signale de Ceneve" (господина А. де-Морзье).
И вместе с г. де-Морзье мы должны выразить свою уверенность в том, что
вынося такой смертный приговор и не привлекая к ответственности действительного
виновника преступления, закон как бы специально создан с целью уничтожить всякую
веру в правосудие, которое может быть названо варварским и позором для
двадцатого века. Но мы еще присовокупим следующее:
Fiat justitia, pereat mundus. Суд и присяжные сделали свое дело на почве
закона. Здесь точка. И в этом правосудие.
Не подлежит сомнению ненормальность душевного состояния Фриды Келлер,
находившейся под воздействием самовнушения или навязчивой идеи, что не особенно
редко. Непоследовательность ее действий подтверждает это вполне основательно.
|