 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
187
гда Вальтеру необходимо было человеческое тепло, когда Вальте-
ра мучило его бессилие, она не поддавалась ему..."
Мудрый Ульрих, как подозревает Кларисса, все понимает,
но она не хочет признать для себя его жестокую правоту и пред-
почитает продолжать мучить Вальтера. «Причину таинственных
изменений, которые, пожирая гений, составляют болезнь, Ульрих
считал самой обыкновенной глупостью. Совсем не в обидном
смысле. В глупости, – размышляет он, – есть что–то необыкновен-
но располагающее и естественное и чистейшая банальность все-
гда человечнее, чем новое открытие, чем Ван Гог, Шекспир или
Гете."
Тем временем состояние Вальтера (не без помощи Кла-
риссы) все ухудшалось, пока он не нашел великолепной защиты
в мысли, которой он никогда прежде не ценил. Мысль эта за-
ключалась в том, что Европа, где он был вынужден жить, безна-
дежно выродилась.
«Многим людям, – пишет Музиль, – явно проще верить в
какую–то тайну, отчего они и провозглашают неудержимый упадок
чего–то, что не поддается точному определению и обладает тор-
жественной расплывчатостью. Да и совершенно, в сущности, без-
различно, что это – раса, сырая растительная пища или душа: как
при всяком здоровом пессимизме, тут важно найти что–то неиз-
бежное, за что можно ухватиться. И хотя Вальтер в лучшие годы
способен был смеяться над такими теориями, он тоже, начав
прибегать к ним, быстро увидел великие их преимущества. Если
дотоле был неспособен к работе и плохо чувствовал себя он, то
теперь неспособно к ней было время, а он был здоров. Его ни к
чему ни приведшая жизнь нашла вдруг потрясающее объяснение,
оправдание в эпохальном масштабе, его достойное».
Одна только Кларисса мучила его. Как только Вальтер на-
чинал патетическим тоном сетовать, что «нынче все развалилось»,
Кларисса «тоном заботливой мамочки» с издевкой спрашивала:
– Хочешь пива?
– Пива? Почему бы нет? Я ведь не прочь... Немножко погу-
лять, перекинуться словом с соседями и спокойно закончить день.
Это и есть человеческая жизнь...
