 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
271
Переполняющей сердца,
Но более всего и прежде
Кляну терпение глупца.
Я иногда задумываюсь, почему столь многие художники и писатели
так склонны к изображению пороков, несовершенств и слабостей человеческой
породы. Традиционно этот факт объясняется как желание художника, обозна-
чив явление, призвать людей к самосовершенствованию. С моей точки зрения,
это не так. С каким выдающимся совершенством они подсовывают под нос со-
временникам безжалостную картину примитивности человеческой души. Хосе
Ортега–и–Гасет пишет, что современный роман, начиная от Бальзака – это все
литература об ущербной жизни.
Я думаю, что это месть. Это изощренное издевательство, когда худож-
ник, завлекая читателя или зрителя своим мастерством, в конце концов остав-
ляет последнего размышлять над его собственным портретом, и удаляется, ли-
куя.
Джонатан Свифт даже для своей могилы сочинил эпитафию: «Здесь
лежит Свифт, сердце которого уже не надрывается больше от горького презре-
ния».
Вспомним блестящие гоголевские «Мертвые души». Вспомним Чехова с
его произведениями, написанными, по его же словам «наотмашь».
Но ни один из писателей, с моей точки зрения, не достиг такого изо-
щренного мастерства в издевательстве над читающей публикой, как Достоев-
ский. Как красиво он отомстил обществу за все годы «унижений и оскорбле-
ний». Разрушая рамки понятий добра и зла, лишая читателя привычных ориен-
тиров этики и морали, он был изощренно жесток, ибо он не был Христом и не
разрушал храм старой веры для создания храма новой веры. Разрушая храм
старой веры, он оставляет читателя перед абсолютным Ничто, и ужас твари,
осознавшей свою бессмысленность, липким холодным туманом обвалакивает
мозг читателя.
Жажда мести – один из мощнейших, часто неосознаваемых, мотивов,
определяющих содержание креативной деятельности.
Не чужды этому чувству и ученые. Только они используют для этих
целей другие средства. Что, если не нелюбовь к людям, может двигать уче-
ным, который подходит к деревянному идолу – объекту столетней любви и по-
клонения многих поколений, стучит по нему своим пальцем, измеряет своей
линейкой и циркулем, берет вещество на анализ, после чего с нескрываемым
удовлетворением заявляет недоумевающей толпе, что перед ними всего лишь
бывшее полено, которому кто–то топором придал человеческие черты и
красной краской нарисовал большой и жадный рот.
Я уверен, что все великие ученые, чьи открытия перевернули устояв-
шиеся представления о мире, испытывали в этот момент чувство глубокого
