 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
«Этот маленький, баварский по крови и австрийский по подданству городок.., озаренный
светом немецкого мученичества...»
Гитлер родился в австрийском городке Браунау, неподалеку от немецкой границы. Таким
образом он принадлежал к немецкому меньшинству Австрийской империи.
Именно здесь, в Браунау, его житель по имени Пальм был расстрелян солдатами Наполеона за
издание памфлета «В час величайшего унижения Германии» - и этот факт Гитлер зарегистрировал в
своей книге. Памятник Пальму стоит на центральной площади Браунау.
Конечно, во времена Пальма Германская империя еще не существовала. Фактически, некоторые
из немецких государств были военными союзниками Наполеона. Но употребив всесодержащий,
магический термин «Германия»,
Пальм, переданный австрийской полицией Наполеону, стал идолом
националистического движения за великую Германию.
Отметив сопротивление Пальма и мученичество под гнетом зловещего Бонапарта,
сказка
продолжается описанием героического противостояния юного Адольфа отцу,
а также повествует о
ненависти немецкого меньшинства к австрийскому императору.
Маленький Адольф принадлежал, по
его словам, к «тем, кто мучительно тосковал по этому часу, когда они смогут вернуться в объятия
любимой матери» - Германии. Как раз здесь его образы и начинают включать в себя терминологию
семейных отношений, которая открыто отождествляет его «эдипову» ситуацию с национальными
проблемами его страны. Он выражает недовольство тем, что эта «любимая мать... юная империя» своим
«трагическим союзом со старым мошенником - австрийским государством... санкционировала
медленное уничтожение немецкой нации».
Мать Гитлера была на 23 года моложе его отца, и как мы увидим, она, подобно всякой
добропорядочной женщине того времени, героически защищала мужа, который ее бил. Отец Гитлера
был пьяницей и тираном. Отсюда, и в национальных, и в семейных образах Гитлера само по себе
напрашивается уравнение: молодая мать предает горящего желанием сына ради дряхлого тирана.
Личный опыт маленького Адольфа таким образом смешивается с опытом немецкого национального
меньшинства, отказывавшегося петь «Боже, храни императора Франца» во время исполнения
австрийского гимна и заменявшего его текст текстом песни «Германия превыше всего». [Габсбургский
имперский гимн и «Песня о Германии» пелись на одну и ту же мелодию. -
Прим. пер.] Гитлер
продолжает: «Прямым следствием этого периода было то, что, во-первых, я стал националистом; во-
вторых, я научился ухватывать и понимать смысл истории.., так что в пятнадцать лет я уже понимал
разницу между династическим патриотизмом и народным национализмом».
Такое на вид безыскусственное совпадение так легко (даже слишком легко) подводит к
психоаналитической интерпретации первой главы «Майн Кампф» как невольной исповеди Гитлера об
эдиповом комплексе. Эта интерпретация позволила бы предположить, что в случае Гитлера любовь к
молодой матери и ненависть к старому отцу приняли болезненные размеры, и что именно этот
конфликт побуждал его любить и ненавидеть, принуждал спасать или уничтожать отдельных людей и
целые народы, которые, в действительности, «символизировали» его мать и его отца. В
психоаналитической литературе встречались статьи, настаивающие на такой простой причинности.
Однако чтобы стать успешным революционером, очевидно, требуется гораздо больше, чем наличие
индивидуального комплекса. Комплекс создает первичный жар; но если он будет слишком сильным, то
парализует революционера вместо того, чтобы воодушевить его. Впечатляющее использование
родительских и семейных образов в публичных выступлениях Гитлера отличается той необычной
смесью наивной исповеди и умной пропаганды, которая характеризует сценический гений. Геббельс
знал это и верно направлял своего лающего хозяина, - почти до самого конца.
Я не буду заниматься здесь обзором психоаналитической литературы, изображавшей Гитлера
«психопатическим параноидом», «лишенным какой-либо морали садистическим младенцем»,
«сверхкомпенсирующим маменькиным сынком» или «невротиком, страдающим от неодолимой тяги к
убийству». Временами он, без сомнения, подтверждал все эти диагнозы. Но, к несчастью, Гитлер,
вдобавок ко всему перечисленному, обладал еще кое-чем. Его способность воздействовать и
производить впечатление на других была настолько редкой, что кажется нецелесообразным применять
ординарные диагностические методы к его речам. Он, прежде всего, был авантюристом грандиозного
масштаба. Личность авантюриста сродни личности актера, поскольку он должен быть всегда готов
воплотить (как если бы сам выбирал) сменяющие друг друга роли, предлагаемые капризами судьбы. Со
многими актерами Гитлера объединяет и то, что, по свидетельствам очевидцев, он был эксцентричным
