 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
добродетельности дарения. Сама по себе собственность, за исключением вышеупомянутого минимума
охотничьего снаряжения и домашней утвари, не обладала никакой ценностью. Торговцам не надоедает
повторять истории о родителях-индейцах, которые приходят в город, чтобы купить уже давно нужные
им припасы на заранее отложенные для этого деньги, но с довольной улыбкой оплачивают каждый
каприз своих детей, включая их тягу к развинчиванию на части новых технических безделушек, и в
итоге возвращаются домой без припасов.
В главе о прегенитальности много говорилось о клиническом впечатлении, согласно которому
существует внутренняя связь между склонностью держаться за собственность (или раздавать ее даром)
и возможностью ребенка распоряжаться экскрементами как собственностью своего тела.
Кажется, и в самом деле ребенку племени сиу предоставлена возможность самостоятельно
достигать постепенного соответствия с любыми существовавшими правилами скромности и
опрятности. Хотя лавочник и жаловался, что даже пятилетки никак не контролировали свои
экскреторные нужды, находясь в магазине с совершающими покупки родителями, учителя утверждают:
как только самый маленький индейский ребенок узнает, чего от него ждут, и, самое главное, увидит, как
это делают старшие дети, чрезвычайно редко случается, чтобы он испачкал или обмочил штанишки в
обычной школе. Жалобы на то, что индейские дети, подобно детям других культур, мочатся в постели в
школах-интернатах - это другой вопрос. По некоторым соображениям энурез, по-видимому, относится к
«нормальным» симптомам живущего в общежитии и тоскующего по дому ребенка. Следовательно,
можно сказать, что эти дети, которым отнюдь не неведомы какие-то формы контроля, в состоянии
приспособиться к двум нормам без компульсивных тенденций к ретенции или элиминации. Кишечник
начинает регулироваться вследствие примера, подаваемого другими детьми, а не в результате мер,
отражающих превратности взаимоотношений родителей и ребенка. Маленького ребенка, как только он
овладевает ходьбой, старшие дети за руку отводят к месту, предназначенному по обычаю для
испражнений. Вероятно, именно в таком контексте маленький ребенок впервые учится следовать
принуждению к подражанию и руководствоваться избеганием «позора», которые столь характерны для
первобытной морали. Ибо эти на вид «безнравственные дикари» часто робко интересуются сплетней,
указывающей на то, что они не сделали чего-то надлежащего или сделали это не надлежащим образом.
Ребенок сиу несомненно начинает сознавать переключение длины волны дидактической сплетни
раньше, чем способен полностью разобраться в ее содержании, пока постепенно, но неумолимо эта
сплетня не захватывает и его самого. Тогда она подстрекает автономную гордость и побуждает его
стремиться быть тем, на кого смотрят с одобрением; заставляет его смертельно бояться разоблачения и
изоляции; и отводит всякий бунт, который тем самым мог бы быть вызван в нем, позволяя самому
участвовать в распространении сплетен о других.
Мы в праве сказать, что отношение индейцев сиу к анальному воспитанию в детстве не
противоречит их отношению к собственности. В обоих аттитюдах акцент ставится на свободном
избавлении, а не на строгом удерживании, и в обеих сферах окончательное регулирование
отсрочивается до стадии развития эго, когда ребенок способен принять автономное решение, которое
придает ему непосредственный реальный статус в сообществе сверстников.
Г. «Делание» и делание
В детстве индейцев сиу первые строгие табу, выраженные в устной форме и сделанные
неизбежными благодаря плотной сети осмеивающих сплетен, касаются не тела и его модусов, а скорее
моделей социальной близости. По достижении определенной стадии развития (вскоре после пяти лет)
брату и сестре нужно было научиться не смотреть друг на друга прямо и не обращаться друг к другу
непосредственно. Девочку обычно побуждали придерживаться женских занятий и оставаться рядом с
матерью и типи, тогда как мальчика поощряли присоединиться к компании старших мальчиков: сначала
в играх, а затем в охотничьих упражнениях.
Несколько слов об игре. Любопытнее всего для меня было увидеть игрушки индейских детей и
понаблюдать за их играми. Когда я первый раз подошел к лагерю индейцев, разбитому неподалеку от
агентства, продвигаясь осторожно и не обнаруживая своего интереса, чтобы не помешать игре хотя бы
нескольких детей, маленькие девочки убежали в палатки и сели там около своих матерей, прикрыв
колени и опустив глаза. Мне понадобилось какое-то время, чтобы
понять: они вовсе не испугались, а
просто вели себя «прилично». (В подтверждение тому, они немедленно были готовы играть в «ку-ку»,
выглядывая из-за материнских спин). И все же одна из девочек, лет шести, осталась на месте, так как
сидела за большим деревом и была слишком поглощена своей уединенной игрой, чтобы обращать на
