 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
имеющихся там бытовых электроприборов, то обнаружил матовую лампочку с прикрепленным к ней
маленьким, напоминающим ложку защитным экраном, предназначенным для того, чтобы помешать
прямому свету попадать на кровать девочки. Это и был подлинный «свет в ложке»? Джин дала понять,
что да. Тогда все стало ясно. По возвращении домой Джин первое время спала в материнской постели.
Позже мать вернулась в свою спальню, а Джин осталась в своей комнате, дверь которой была
приоткрыта в холл, где всю ночь горел свет. Наконец, свет в холле тоже выключили, оставив гореть
только маленькую лампочку («свет в ложке») в комнате Джин. И, по-видимому, ночью девочка
смотрела на этот свет как на свое последнее утешение - последний «орган» своей матери, адресуя ему
ту же органистическую любовь и тот же органистический страх, которые она демонстрировала в
отношении материнской груди, половых органов отца и братьев, а также всех фетишей до этого.
Именно в то время она притронулась к штепсельной вилке в гостиной своими создающими проблемы
пальцами, которые вызвали короткое замыкание и превратили все во тьму, включая и «свет в ложке».
Опять она навлекла несчастье: тем, что только притронулась к какой-то штуковине, вызвала кризис,
грозивший оставить ее одну в темноте.
Итак, обстоятельства рецидива полностью выяснены, ложке-фетишу дана отставка, а процесс
восстановления продолжен. Однако нельзя не поразиться живучести патогенетического паттерна и силе
его прорыва, поскольку Джин была теперь на год старше (ей было около семи). Все же, казалось, Джин
начала ощущать, что ее пальцы могли и не наносить непоправимого вреда, и что она могла бы не только
сдерживать, но и использовать их, чтобы чему-то научиться и создавать красивые вещи.
Впервые девочку стала приводить в восторг игра с пальцами, состоявшая в придумывании
каждому пальцу - «поросеночку» - своего занятия: «этот поросенок делает одно», «тот поросенок делает
другое» и т. д. Джин заставляла своих «маленьких поросят» делать то, что сама делала в течение дня,
именно, «идти в продуктовый магазин», «идти в десятицентовую лавку», «ехать на лифте» или «плакать
всю дорогу до дома». Таким образом, обращаясь к связной и ясной последовательности своих пальцев,
она училась интегрировать время и устанавливать преемственность и непрерывность многих selves (=
Я), которые делали разные вещи в разное время. И все же она не могла сказать: «Я сделала это» и «Я
сделала то». Конечно, я не отношу это за счет одних только умственных способностей. Эго шизоида
(равно как и шизофреника) всецело поглощено необходимостью проводить неоднократную проверку и
интегрирование личного опыта именно потому, что он дает неадекватное чувство достоверности
событий в то время, когда они происходят. Тогда, Джин совершенствовала такую реинтеграцию, вместе
с ее коммуникацией, используя свои пальцы, которые теперь, после снятия с них запрета, могли быть
снова допущены к телесному эго. Она выучила буквы алфавита, рисуя их сначала пальцами, а затем
изучая азбуку с помощью тактильного метода Монтессори. И научилась исполнять мелодии на
ксилофоне, используя ногти. Вот что рассказала мать Джин:
«После того как Джин начала проявлять такой беспокоящий, поскольку с виду бессмысленный,
интерес к ксилофону, я заметила, что она, фактически, играет на нем ногтями. Она делала это так тихо,
что невозможно было разобрать, что она играет. Однако вечером я обнаружила, что Джин смогла
исполнить «Water, Water, Wild Flower» от начала до конца. Эта песня требует использования всех нот
гаммы. Я попросила повторить и проследила за ее рукой, перемещавшейся вверх и вниз по гамме. Я
была поражена и стала восторгаться, говоря, как это было чудесно. Потом сказала: «Давай спустимся
вниз
к остальным и ты сыграешь это для них». Джин пошла охотно, даже слегка волнуясь и,
одновременно, испытывая явное удовольствие. Теперь она громко сыграла эту песню для них и все
были поражены. Затем исполнила несколько других вещей: «Rain is Falling Down», «ABCDEFG» и др.
Мы все хвалили ее, а она впитывала наши похвалы. Джин не хотела возвращаться к себе наверх;
казалось, она хотела остаться, чтобы играть для публики - новое, восхитительное чувство.»
Так Джин «сублимировалась» и приобретала друзей. Но по мере того как она заново обретала
части себя, она создавала и новых врагов, новыми способами. Например, использовала свои пальцы,
чтобы тыкать ими в глаза другим, и достигла в этом такой опасной ловкости, что при появлении в доме
гостей за ней приходилось следить и энергично пресекать ее намерения. Особенно нравилось ей тыкать
в глаза своего отца, очевидно, в результате развития ее хватательной активности, направленной на
пенис и сигареты. Когда же, на этой стадии развития болезни Джин, отец был вынужден уехать в
служебную командировку, она регрессировала к хныканью, вернулась к фетишу-простыне (говоря
«одеяло штопают»), разговаривала только тихим голосом и почти не ела, отказываясь даже от
мороженого. Ведь она снова заставила кого-то уйти, прикасаясь к нему! Девочка казалась доведенной
до полного отчаяния, поскольку фактически начала, наконец, отвечать на неослабевающие попытки
отца помочь ей.
