В пике этого нового кризиса Джин лежала в кровати рядом с матерью и, безутешно плача, снова
и снова повторяла: «No vulva on Jean, no eggplant, take it off, take it off, no egg in the plant, not plant the
seed, cut off your finger, get some scissors, cut it off». [По тем же соображениям, что ранее, мы
сознательно воздерживаемся от соблазна дать полный «литературный» перевод этого фрагмента речи
Джин. Ибо чтобы передать даже одну из организующих тенденций речевого мышления Джин (no
eggplant - no
egg in the plant -
no plant the seed), пришлось бы подбирать другие реалии, что в нашем
случае лишено смысла. К тому же «вольное обращение» Джин с грамматикой и лексикой (плюс
высокая ситуативность ее речи) позволяют дать несколько толкований данного фрагмента. Вместо этого
мы укажем на три, с нашей точки зрения, главные темы в ее рече-мысли: 1) У Джин нет «баклажана» (=
«пениса»), который, возможно, также символизирует «отца». 2) Если верно «тождество»: «баклажан =
пенис = отец», тогда можно представить, что в выражении take it off «it = oneself», a «take it off = take
oneself off». В этом случае, вторая тема - тема «отъезда» и «исчезновения».
3) Наконец, тема
самонаказания (точнее, наказания своего пальца) представлена в конце фрагмента: «cut off your finger,
get some scissors, cut it off». -
Прим. пер.]
Что, очевидно, представляло собой старую глубокую
аутопунитивную реакцию.
Мать дала Джин все необходимые разъяснения по поводу «исчезновения» ее отца. Она так же
убедила девочку, что ее «баклажан» («eggplant») исчез вовсе не из-за того, что она трогала себя
(фактически, она еще сохраняла свой прежний образ действий внутри). Джин возобновила игру с
пальцами. Ей пришлось заново прокладывать себе путь сквозь предыдущие стадии существования,
монотонно распевая: «эта маленькая девочка спит в холодильнике, эта маленькая девочка спит в
пылесосе» и т. д. Постепенно у нее появился интерес к животным, а затем - к другим детям, и теперь ее
пальцы представляли: «этот маленький мальчик прыгает, этот маленький мальчик бежит... идет...
гонится» и т. д. В то время ее интерес к ловкости пальцев был ориентирован на различные виды
локомоции у детей и животных. Джин научилась читать и перечислять названия разных домашних
животных и, опять-таки используя пальцы рук, повторять по памяти дни недели, а добавляя пальцы ног,
считать до двадцати. Одновременно ее репертуар игры на ксилофоне стал включать более сложные
французские народные песни, причем каждую из них она исполняла с большой легкостью и
самозабвением, всегда зная точно, где взять первую ноту. Об удовольствии, получаемом Джин от
использования возвращенных себе пальцев, можно судить на основании следующего сообщения ее
матери:
«Прошлым воскресеньем Джин сделала рисунок маленькой девочки в желтом платье. Вечером
она молча подошла к своей повешенной на стену «картине» и стала ее внимательно изучать; надолго
задержалась на руках, каждая из которых, с пятью тщательно прорисованными пальцами, была больше
всей девочки, а затем сказала: «Хорошие руки». Я согласилась, повторив ее слова. Спустя минуту, она
сказала: «Прелестные руки». Я снова одобрительно согласилась. Не отрывая глаз от рисунка, Джин
отошла к кровати и села, продолжая смотреть на него. Затем громко воскликнула: «Восхитительные
руки!»»
В течение всего этого периода Джин время от времени играла на ксилофоне и пела песни.
Наконец родителям посчастливилось найти учителя музыки (фортепьяно), который был готов опираться
в своей работе на слуховую одаренность Джин и ее искусность в подражании. В свой очередной визит,
устраиваясь в отведенной мне комнате, я услышал, что кто-то разучивает фразы Первой сонаты
Бетховена, и наивно высказался по поводу энергичного и точного туше. Я-то думал, что играл
одаренный взрослый. Обнаружить за фортепьяно Джин было как раз одним из тех сюрпризов, которые
настолько же пленяют в работе с такими больными, насколько оказываются обманчивыми, потому что
снова и снова заставляют поверить в тотальный прогресс ребенка там, где есть основание верить лишь в
отдельные и слишком быстрые улучшения специальных способностей. Это я говорю, опираясь на
собственный опыт, ибо фортепьянная игра Джин, будь то Бетховен, Гайдн или буги-вуги, была
поистине изумительной... пока девочка не восстала против этого дара, так же как в раннем детстве она
«восстала против речи», если воспользоваться выражением первого психолога, который ее обследовал.
Этим заканчивается один эпизод в улучшении состояния Джин, касающийся ее отношения к
своим рукам. На этом же заканчивается и наш пример, предлагаемый здесь в качестве иллюстрации
существенной слабости эго, которая заставляет таких детей терять равновесие то из-за неодолимого
влечения к какой-то части тела другого человека, то вследствие безжалостной аутопунитивности и
парализующего перфекционизма. И вовсе не потому, что им не достает сил усваивать, запоминать и
добиваться высоких результатов, обычно в какой-то художественной деятельности, которая несет в себе
сенсорную копию их, в основном, оральной фиксации. А потому, что они не способны интегрировать
|