 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
предлагал построить марксистскую социальную психологию путем прямого
соотнесения с историческим материализмом ряда психологических и
физиологических теорий. Но, поскольку сама психология должна строиться на
учении об условных рефлексах, в социально-психологической сфере допускалось
прямое отождествление условных рефлексов, например, с надстройкой, а
безусловных — с системой производственных отношений. В конечном счете
социальная психология объявлялась наукой о социальных раздражителях разных видов
и типов (Рейснер, 1925).
Таким образом, несмотря на субъективное желание многих психологов
создать марксистскую социальную психологию, такая задача в 20-е гг. не была
выполнена. Хотя отпор точке зрения Челпанова и был сделан достаточно
решительно, ключевые методологические проблемы психологии не были решены.
Стремясь противостоять идеалистическому подходу, исследователи сплошь и рядом
оказывались в плену позитивистской философии, конкретным и специфическим
проявлением которой явился механицизм. Кроме того, не было четкости и
относительно предмета социальной психологии: по существу были смешаны две
проблемы, или два различных понимания предмета социальной психологии. С одной
стороны, социальная психология отождествлялась с учением о социальной
детерминации психических процессов; с другой стороны, предполагалось
исследование особого класса явлений, порождаемых совместной деятельностью
людей и прежде всего явлений, связанных с коллективом. Те, которые принимали
первую трактовку (и только ее), справедливо утверждали, что результатом
перестройки всей психологии на марксистской материалистической основе должно быть
превращение всей психологии в социальную. Тогда никакая особая социальная
психология не требуется. Это решение хорошо согласовывалось и с критикой
позиции Челпанова. Те же, кто видели вторую задачу социальной психологии —
исследование поведения личности в коллективе и самих коллективов, — не смогли
предложить адекватное решение проблем, используя в качестве методологических основ
марксистскую философию.
Результатом этой борьбы мнений явился тот факт, что лишь первая из
обозначенных трактовок предмета социальной психологии получила права
гражданства — как учение о социальной детерминации психики. Поскольку в этом
понимании никакого самостоятельного статуса для социальной психологии не
предполагалось, попытки построения ее как особой дисциплины (или хотя бы как
особой части психологической науки) прекратились на довольно длительный срок.
Социология же в эти годы вообще оказалась под ударом, поэтому о существовании
социальной психологии в ее рамках вопрос вообще не поднимался. Более того, тот факт,
что социальная психология в то же время продолжала развиваться на Западе, притом в
рамках немарксистской традиции, привел некоторых психологов к отождествлению
социальной психологии вообще лишь с ее «буржуазным» вариантом, исключив саму
возможность существования социальной психологии в нашей стране. Само понятие
«социальная психология» стало интерпретироваться как синоним реакционной
дисциплины, как атрибут лишь буржуазного мировоззрения.
Именно в этом смысле и говорят о наступившем на длительный период
«перерыве» в развитии социальной психологии. Однако термин этот может быть
употреблен лишь в относительном значении. Действительно, имел место перерыв в
самостоятельном существовании социальной психологии в нашей стране, что не
исключало реального существования отдельных исследований, являющихся по
своему предмету строго социально-психологическими. Эти исследования были
продиктованы потребностями общественной практики, прежде всего педагогической. Так,
изучение вопросов коллектива было сконцентрировано в сфере педагогической науки,
где работы А.С. Макаренко, А.С. Залужного имели отнюдь не только чисто
