 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru
Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru
Мужчина утверждает, что Дух в нем торжествует над Жизнью, активность над
пассивностью; его сознание держит природу на расстоянии, его воля видоизменяет ее, но
он обнаруживает в самом себе жизнь, природу и пассивность в виде полового члена.
«Половые органы — это настоящий очаг воли, а противоположный ему полюс — мозг»,
— пишет Шопенгауэр. То, что он называет волей, — это привязанность к жизни, которая
есть страдание и смерть, тогда как мозг — это мысль, дающая представление о жизни, а
значит, отделившаяся от нее; половой стыд — это, считает он, стыд, который мы
испытываем перед глупым упрямством своей плоти. Даже при том, что мы не разделяем
свойственного его теориям пессимизма, следует признать его правоту в том, что в
оппозиции половой член — мозг он видит выражение двойственного характера человека.
В качестве субъекта он полагает мир и, оставаясь вне пределов полагаемого им
универсума, делается его властелином; если же он осознает себя как плоть, как пол, он
уже не является автономным сознанием, кристально чистой свободой: он врастает в мир,
он — ограниченный и обреченный на смерть объект. Конечно, акт зачатия превосходит
границы тела — но он же их и устанавливает. Отец всех детей, пенис аналогичен матери-
матке; мужчина, который сам вышел из зародыша, вскормленного в материнском чреве,
несет в себе новые зародыши, и через это дающее жизнь семя отрицается его собственная
жизнь. «Рождение детей — это смерть родителей», — сказал Гегель, Извержение семени
— это предупреждение о смерти, оно утверждает примат рода над особью; наличие
полового члена и его активность отрицают гордую исключительность субъекта. Именно
это вытеснение духа жизнью делает половой член чем-то скандальным. Мужчина
превозносит фаллос постольку, поскольку
204
воспринимает его как трансцендентность и активность, как средство овладения Другим;
но он стыдится его, когда видит в нем лишь пассивную плоть, превращающую его в
игрушку темных сил Жизни. Стыд этот охотно маскируется под иронию. Чужой член
легко вызывает смех; эрекция часто кажется смешной, оттого что имитирует обдуманное
действие, тогда как на самом деле переносится пассивно; одно упоминание о гениталиях
возбуждает веселье. Малиновский рассказывает, что дикарям, среди которых он жил,
достаточно было назвать «эти стыдные места», чтобы вызвать неудержимый смех;
большинство шуток, называемых фривольными или сальными, не идут дальше
элементарной игры слов такого рода. У некоторых примитивных народов женщины в
период прополки садов имеют право грубо изнасиловать незнакомца, который рискнет
забрести в их деревню; они набрасываются на него все вместе, часто доводят до
полусмерти: мужчины племени смеются над этим подвигом; такое насилие закрепляет
представление о жертве как о пассивной и зависимой плоти; мужчиной овладевают
женщины, а через них — и их мужья, тогда как в нормальном половом сношении
мужчина стремится утвердить себя как собственник.
Но именно тогда ему предстоит с наибольшей очевидностью столкнуться с
двусмысленностью своего плотского существования. Он с гордостью принимает свои
половые свойства в качестве средства присвоения Другого; но эта мечта об обладании
никогда не сбывается. В подлинном обладании Другой полностью уничтожается,
потребляется, разрушается — но только султан из «Тысячи и одной ночи» может себе
позволить обезглавливать любовниц, едва утренняя заря поднимет их из его постели;
женщина переживает объятия мужчины и тем самым ускользает от него; стоит ему
разжать руки, и добыча снова становится ему чужой; она опять новая, нетронутая, готовая
