 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru
Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru
либидо; я уже говорила, что психоаналитики никогда не изучали его непосредственно, но
лишь исходя из мужского либидо; похоже, они пребывают в полном неведении
относительно амбивалентности влечения, которое мужчина вызывает у женщины.
Фрейдисты и адлерианцы объясняют тревогу, испытываемую женщиной перед мужским
членом, как инверсию фрустрированного влечения. Штекель смог разглядеть, что здесь
речь идет о первичной реакции, но дал ей поверхностное обоснование: якобы женщина
боится дефлорации, проникновения, беременности, боли, и это-де тормозит ее влечение.
Объяснение это слишком рационально. Вместо того чтобы утверждать, что влечение
оборачивается тревогой и борется со страхом, следовало бы признать как первичную
данность тот одновременно настойчивый и испуганный зов, каким является женское
либидо; его характеризует неделимый синтез притяжения и отталкивания.
Примечательно, что многие самки животных бегут от совокупления, которого сами же
настойчиво домогаются. Их обвиняют в кокетстве и лицемерии, но пытаться объяснять
примитивное поведение, проводя параллель с более сложными формами, — чистейший
абсурд; это примитивное поведение как раз и является источником того, что у женщины
именуется кокетством и лицемерием. Идея «пассивного либидо» приводит в
замешательство, так как, ориентируясь на мужской пол, либидо определили как импульс,
энергию; но точно так же невозможно априорно представить себе, что свет может быть
одновременно желтым и синим, — для этого нужно на опыте познать зеленый цвет.
Действительность приобрела бы куда более
81
6-2242
четкие очертания, если бы вместо туманных определений либидо вроде «энергии» были
бы сопоставлены значения сексуальности и других человеческих проявлений,
выраженных в понятиях «брать», «хватать», «есть», «делать», «терпеть» и др. Ибо
сексуальность — это один из способов постижения объекта. Следовало бы также изучить
свойства эротического объекта, каким он представляется не только в половом акте, но и в
восприятии вообще. Такое исследование выходит за рамки психоанализа, для которого
эротизм — понятие непреложное.
С другой стороны, мы совершенно иначе поставим проблему женской судьбы: мы
расположим женщину в мире ценностей и рассмотрим ее поведение в масштабах свободы.
Мы считаем, что ей предоставлен выбор между утверждением своей трансцендентности и
отчуждением в .объекте; она не является игрушкой противоречивых импульсов. Она
принимает решения, между которыми существует этическая иерархия. Подменяя ценность
авторитетом, выбор — импульсом, психоанализ предлагает эрзац морали — идею
нормальности. Идея эта, конечно, очень полезна в медицине. Однако настораживает,
какое широкое толкование получила она в психоанализе. Описательная схема
предлагается в качестве закона; и разумеется, механистическая психология не может
принять понятия полагания морали; в крайнем случае она может обосновать «менее», но
никогда «более»; в крайнем случае она признает неудачи, но никогда — созидание. Если
субъект не идет по пути, признанному нормальным, считается, что он в своей эволюции
остановился на полпути, и остановка эта интерпретируется как недостаток, как нечто
негативное, а не как позитивное решение. Из-за этого, в частности, так нелепо выглядит
психоанализ великих людей; нам твердят о трансфере, сублимации, которых им не
