 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
может быть ложным, однако коррекция его входит скорее в задачи логотерапии, чем психотерапии.
Если бы это мировоззрение было правильным, психотерапия была бы не нужна. Философские вопросы
невозможно свести к психологическим терминам. «Психотерапия как таковая превышает свои
полномочия, когда пытается решать философские вопросы... Логотерапия должна дополнить
психотерапию» (Frankl, 1986, р. 17).
Вместе с тем в реальной практике психотерапия и логотерапия не могут быть разделены,
поскольку психологический и философский, или духовный, аспекты индивида неразрывно связаны и
могут быть разделены лишь на уровне логики. Тем не менее в принципе они представляют различные
сферы. Психотерапия раскрывает психологическую подоплеку идей, в то время как логотерапия
обнаруживает изъяны в основах мировоззрения. У некоторых пациентов имеет смысл начинать с
духовного уровня, даже если происхождение проблемы связано с низшими уровнями. У других
пациентов логотерапия следует после психотерапии психозов или неврозов.
Терапия и ноогенные неврозы
Логотерапия представляет собой специфическую терапию при экзистенциальной фрустрации,
экзистенциальном вакууме или фрустрации воли к смыслу. Эти состояния, когда они приводят к
невротической симптоматике, называются ноогенными неврозами.
Логотерапия занимается тем, чтобы люди осознали свою ответственность, поскольку быть
ответственным — это важнейшая основа человеческого существования. Ответственность предполагает
обязательства, а обязательства могут быть поняты только в терминах смысла, смысла человеческой
жизни. Вопрос смысла — вопрос истинно человеческий, он возникает при работе с пациентами,
страдающими от экзистенциальной фрустрации или конфликтов (Frankl, 1986, см. р. 26). Следовательно,
логотерапия занимается проблемами, включающими смысл в его различных аспектах и проявлениях.
Смысл жизни и смерти. Нормальный человек может избежать ответственной жизни лишь в
таких ситуациях, как праздники и интоксикация. Невротическая личность постоянно ищет убежища от
общества. Меланхолик ищет этого убежища в суициде. Вместе с тем меланхолик отрицает подобные
мысли, если его об этом спросить.
«Если мы поинтересуемся... почему у него нет (или больше нет) мыслей о самоубийстве,
меланхолик, не имеющий таких мыслей или преодолевший их, без колебаний ответит, что у него семья,
работа или что-нибудь в том же духе. Человек, пытающийся ввести в заблуждение своего
психоаналитика, немедленно придет в типичное состояние замешательства. У него действительно нет
аргументов в пользу своей фальшивой жизнерадостности. Характерно, что эти лицемерные пациенты
будут пытаться изменить предмет разговора и обычно выдвигают неприкрытое требование избавиться
от надзора. Люди психологически не способны придумать ложные аргументы в пользу жизни или
аргументы для того, чтобы продолжать жить, когда их обуревают мысли о самоубийстве» (Frankl, 1986,
pp. 30-31).
Смысл Вселенной проще всего уловить в форме «сверхсмысла», обозначающего, что смысл всего
выходит за рамки постижимого. Вместе с тем «вера в сверхсмысл — будь то метафизическая концепция
или религиозное чувство Провидения — имеет большую психотерапевтическую и психогигиеническую
значимость... При этой вере в конечном счете нет ничего бессмысленного» (Frankl, 1986, р. 33).
Человек, разумеется, озабочен не только или не столько смыслом Вселенной, сколько смыслом
собственной жизни. Пациенты часто утверждают, что смыслом жизни является удовольствие,
«что всякая человеческая деятельность направляется стремлением к счастью, что все психические
процессы определяются исключительно принципом удовольствия... А по нашему мнению, принцип
удовольствия есть искусственное творение психологии. Удовольствие не является целью наших надежд,
это следствие их осуществления» (Frankl, 1986, pp. 34-35).
Удовольствие не придает жизни смысл. Если бы удовольствие было источником смысла, вряд ли
стоило бы жить, поскольку неприятных ощущений в жизни гораздо больше, чем приятных. «В
действительности, жизнь мало зависит от удовольствия или неудовольствия... Жизнь сама по себе учит
большинство людей, что "мы здесь не для того, чтобы наслаждаться"» (Frankl, 1986, pp. 36-38). Те же, кто
занят поиском удовольствия или счастья, не могут их найти, потому что слишком концентрируются на
