 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
представляем, — включает осознание не только своих личных качеств и установок, но и социальной
идентичности. Фиона определяет себя как женщину, австралийку, лейбористку, студентку
Мельбурнского университета, члена семьи Макдональдсов. Мы тасуем элементы своей социальной
идентичности как карты, каждый раз вытаскивая необходимые.
Тернер совместно с английским социальным психологом Генри Таджфелом (Henry Tajfel)
предложили теорию социальной идентичности. В ней говорится следующее:
- Мы распределяем людей по категориям. Мы находим удобным распределять людей, включая и
себя лично, по категориям. Присвоить человеку ярлык: хинди, шотландец или водитель автобуса —
наикратчайший путь поведать о нем и многие другие вещи.
- Мы устанавливаем свою идентичность. Мы связываем самих себя с определенной группой,
называя ее наша группа.
- Мы сравниваем себя с другими. Мы противопоставляем свою группу чужим —
людям вне
нашей группы. [В современных публикациях термины «наша группа» и «люди вне нашей группы» часто
употребляются без перевода — ingroup и outgroup.]
Членством в своей группе отчасти мы оцениваем
себя. Ощущение того, что «мы вместе», усиливает нашу Я-концепцию. Это благоприятное для нас
чувство. Мы испытываем не только уважение к себе, но и гордость за нашу группу (Smith & Tyler, 1997).
Сознание того, что наша группа — самая лучшая, помогает нам чувствовать себя еще комфортнее.
При недостатке позитивной идентичности личности люди часто стараются оценивать себя,
отождествляя с группой. Многие молодые люди обретают в принадлежности к группировке гордость,
силу и идентичность. Пламенные патриоты обычно отождествляют себя с целой нацией (Staub, 1997). А
люди, оказавшиеся на краю отчаяния, часто идентифицируют себя с новыми религиозными
движениями, группами взаимопомощи, тайными обществами.
Предпочтение своей группы
Групповое определение того, кем вы являетесь, — ваша раса, религия, пол, профессия —
подразумевает параллельное определение того, кем вы не являетесь. Круг, в который входим «мы» (наша
группа), исключает «их» (людей, не входящих в нашу группу). Таким образом, сам факт образования
группы может способствовать развитию предпочтения своей группы. Спросите у детей: «Кто лучше,
дети из вашей школы или дети из чужой?», и они ответят, что, конечно же, в их школе дети лучше.
В серии экспериментов Генри Таджфел и Майкл Биллиг (Henry Tajfel & Michael Billig, 1974; Tajfel,
1970, 1981, 1982) показали, как несложно спровоцировать благосклонное отношение к «нам» и
несправедливое к «ним». Например, в одном из исследований они сначала предлагали английским
подросткам дать оценку картинам современных художников-абстракционистов, о которых до этого
подростки ничего не слышали, и лишь на основании этого подростки распределялись по двум группам
— «поклонники Клее» и «поклонники Кандинского». Позже, при распределении небольшой суммы
денег, подростки отдавали явное предпочтение членам своей группы, даже если до этого они так и не
встретились друг с другом.
В этих и других экспериментах деление на группы даже таким тривиальным способом приводило
к фаворитизму. Дэвид Уайлдер (David Wilder, 1981) приходит к такому же выводу: «Имея возможность
разделить 15 очков, испытуемые обычно присуждают 9—10 своей группе и 5-6 чужой». Подобная
пристрастность проявляется у людей всех возрастов вне зависимости от пола и национальности, а
особенно утех, кто принадлежит к индивидуалистским культурам (Gudykunst, 1989). Люди,
принадлежащие к коллективистским культурам, в большей степени идентифицируют себя с теми, кто
равен им по статусу, и относятся друг к другу индифферентнее.
Мы также сильнее склоняемся к предпочтению своей группы, когда она по сравнению с другими
группами невелика и ниже их по статусу (Ellemers & others, 1997; Mullen & others, 1992). Когда мы
являемся частью малой группы в многочисленном окружении, мы более отчетливо ощущаем свою связь
с ней. Когда нас большинство, мы реже думаем об этом. Быть иностранцем или чернокожим в
студенческом городке, где белые составляют большинство, или быть белым студентом там, где
