обладали очень немногие народы, неукротимая энергия, очень большая
инициатива, абсолютное самообладание, чувство независимости, доведенное до
крайней необщительности, могучая активность, очень живучие религиозные
чувства, очень стойкая нравственность и очень ясное представление о долге.
С точки зрения интеллектуальной, трудно дать специальную
характеристику, т.е. указать те особенные черты, каких нельзя было бы
отыскать у других цивилизованных наций. Можно только отметить здравый
рассудок, позволяющий схватывать на лету практическую и положительную
сторону вещей и не блуждать в химерических изысканиях; очень живое отношение
к фактам и умеренно-спокойное к общим идеям и к религиозным традициям.
К этой общей характеристике следует прибавить еще тот полный оптимизм
человека, жизненный путь которого совершенно ясен и который даже не
предполагает, что можно выбрать лучший. Он всегда знает, что требуют от него
его отечество, его семья и его религия. Этот оптимизм доведен до того, что
заставляет его смотреть с презрением на все чужеземное. Это презрение к
иностранцу и к их обычаям превышает до известной степени в Англии даже то,
какое некогда питали римляне в эпоху своего величия по отношению к варварам.
Оно таково, что по отношению к иностранцу исчезает всякое нравственное
правило. Нет ни одного английского политического деятеля, который не считал
бы относительно другой нации совершенно законными поступки, рискующие
вызвать самое глубокое и единодушное негодование, если бы они практиковались
по отношению к его соотечественникам. Несомненно, что это презрение к
иностранцу, с точки зрения философской, есть чувство очень низменного
свойства; но с точки зрения народного благосостояния, оно крайне полезно.
Как это правильно заметил английский генерал Уолслей, оно есть одно из тех
качеств, которые создают силу Англии. Кто-то очень удачно выразился по
поводу их отказа (вполне, впрочем, основательного) позволить построить
туннель под Ламаншем, который облегчил бы сношения Англии с материком, что
англичане прилагают столько же старания, как и китайцы, чтобы
воспрепятствовать всякому чужеземному влиянию проникнуть к ним.
Все черты, которые только что перечислены нами, можно отыскать в
различных общественных слоях; нельзя назвать ни одного элемента английской
цивилизации, на который бы они не наложили своего глубокого отпечатка. Разве
не поражает это сразу каждого иностранца, посетившего впервые Англию? Он
заметит потребность независимой жизни в хижине самого скромного работника,
-- помещении, правда, тесном, но защищенном от всякого принуждения и
уединенном от всякого соседства; на наиболее посещаемых вокзалах, где
беспрерывно циркулирует публика, не будучи загоняема, как стадо смирных
баранов за барьер, охраняемый жандармом, как будто только силой можно
обеспечить безопасность людей, не способных находить в себе самих доли
необходимого внимания, чтобы не задавить друг друга. Он найдет энергию расы
как в напряженном труде работника, так и в труде учащегося, который будучи
предоставлен самому себе с малых лет, научается один руководить собою, зная
уже, что в жизни никто не станет заниматься его судьбой, кроме него самого;
у профессоров, очень умеренно налегающих на учение, но зато обращающих
усиленное внимание на выработку характера, который они считают одним из
величайших двигателей в мире.
Уполномоченный английской королевой определить условия получения
ежегодного приза, назначенного ею для Колледжа Веллингтона, принц Альберт
решил, что он будет присуждаться не тому воспитаннику, который оказал
наибольшие успехи в науках, но тому, за кем будет признан наиболее
возвышенный характер. Все наше образование (понимая под ним то, что мы
считаем высшим образованием) заключается в том, чтобы заставлять молодежь
пересказывать лекции. Она и впоследствии до такой степени сохраняет эту
привычку, что продолжает повторять давно затверженное в продолжение всей
|