 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
авторитарными чертами личности, постоянно следила, чтобы внучка пользовалась той рукой, «какой
положено», постоянно делая замечания и ударяя по левой руке при ошибке. На приеме больная скована
и напряжена, боится выразить чувства и желания, сделать что-либо не так, как нужно, «как положено».
Играть, как дети, она не умеет, речь бесцветная и вялая, прерывается время от времени нервным
кашлем. Впечатление о ней — как об эмоционально опустошенной, запрограммированной на
выполнение только определенного круга действий, лишенной спонтанности и непосредственности в
выражении чувств. Диагноз — неврастения. В ее происхождении имеет значение «левосторонний» тип
воспитания при отсутствии возможностей для эмоционального отреагирования. Клинически это
выражается нарастанием как астенических расстройств (преимущественно левое полушарие), так и
страхов (правое полушарие) с появлением левосторонне ориентированной неуверенности в себе и
опасений. В другом наблюдении мальчик 12 лет из неполной семьи учится в английской школе с
техническим уклоном. С ним постоянно занимаются отец и родители отца — оба профессора: лингвист
и философ. Все дружно заставляют неоднократно переписывать уроки, выискивая малейшие ошибки и
требуя отличных достижений, но сын «не тянет», все больше устает, жалуется на головную боль, с
трудом засыпает, иногда обмачивается ночью. На уроки уходит до 4 ч и больше; отец сидит рядом и
заставляет без конца повторять вслух материал, зазубривать его. Например, сын многократно повторяет,
где располагается Англия, а утром говорит, что она в Африке или неизвестно где. Одновременно с
утомляемостью становится все более рассеянным и забывчивым, долго не может сосредоточиться, легко
отвлекается. Взрослые считают это ленью и только усиливают требования и моральное давление. Мать
— инженер по профессии, живет отдельно, с младшим сыном, поделив таким образом детей с мужем.
До развода родители постоянно ссорились из-за старшего, занимаясь словесными перебранками и
безуспешно выясняя, кто прав, кто виноват. Мать часто срывала раздражение на сыне, била по голове
при «чрезмерной» активности. Отец же, пытаясь забыться и отвлечься от семейных неурядиц,
злоупотреблял в то время алкоголем, полностью передоверив воспитание жене (в свое время его
родители тоже отдали его в специализированную школу с английским языком и заставляли любыми
способами учиться на «отлично». К концу школы заметно уставал, беспокоили головные боли,
диагностирована язвенная болезнь желудка. Несмотря на отсутствие интереса, родители уговорами,
посулами и угрозами заставили поступить в технический вуз, где преподавал отец. Сын несколько раз
брал академический отпуск, пока не перевелся, уже по собственному желанию, в гуманитарный вуз). Его
история повторяется, как мы видим, с сыном, но отец не хочет признать этого, подсознательно надеясь,
что сын может восполнить то, в чем он сам когда-то оказался несостоятельным и незаинтересованным.
Здесь отчетливо прослеживается характерный для отцов в наших наблюдениях психологический
защитный механизм проекции по типу: «Мне было тяжело, трудно, так пусть будет тяжело, трудно и ему,
пусть узнает, «почем фунт лиха». Что же касается мальчика, то в подоплеке его клинической картины
неврастении налицо торможение более активно функционирующего у него правого полушария при
одновременной все более нарастающей вербально-знаковой нагрузке на левое. Проявляется это, с одной
стороны, «правосторонними» вспышками раздражения и возбуждения, т. е. отрицательными эмоциями,
их непроизвольным отреагированием, а с другой — развитием церебрастенических расстройств,
забывчивости и рассеянности, выполняющих определенную защитную функцию — предохранение
левого полушария от чрезмерной, запредельной и не свойственной ему информативной нагрузки.
В следующем наблюдении мальчик 7 лет с неврозом страха и заиканием, будучи еще с
неустойчивым, маргинальным темпераментом, испытывает постоянную стимуляцию, подгонку со
стороны матери с холерическим темпераментом и чрезмерные ограничения со стороны отца с
флегматическим темпераментом. В семье, как это часто бывает у детей с заиканием, много взрослых, в
данном случае и вербально-информативная нагрузка на левое полушарие особенно велика. К тому же он
посещает «школу полного дня», где немало детей устают от шума, жалуясь на головную боль дома.
Ночью нередко просыпается в состоянии страха, кричит, утром ничего не помнит из пережитого.
Ночные страхи являются, таким образом, своеобразным способом отреагирования накапливаемых днем
в правом полушарии отрицательных эмоций. Возникающее после страшных снов защитное торможение
препятствует их осознанию утром. При этом актуальность дневных страхов несколько ослабевает, пока
они снова не накапливаются в критических пределах и не происходит очередной приступ ночного
страха. Здесь мы видим определенный механизм психического гомеостаза — непроизвольно
