 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
данности имеют отношение к целостному человеку, этому
незнакомцу. Правда, в снах часто используется нечто вро-
де «профессионального языка»: canis panem somniat, pisca-
tor pisces («собаке снится хлеб, а рыболову — рыба»). Но
тем не менее они обращены к человеку как целому и
выражают главным образом то, чем человек является за
пределами собственного сознания, то есть некую исход-
ную, первичную, зависимую данность.
В своем неудержимом стремлении к свободе человек
почти инстинктивно отталкивает от себя подобные откры-
тия, опасаясь — и не без оснований — их парализующего
воздействия. Правда, он вынужден смириться со своей за-
висимостью от отмеченных мною неизвестных сил — как
бы они ни назывались; но он старается поскорее отвлечься
от них как от угрожающего препятствия. Пока все идет с
виду хорошо, такое отношение может даже принести поль-
зу; но дела редко приобретают наилучший оборот, особен-
но в наши дни, когда несмотря на эйфорию и оптимизм мы
отчетливо ощущаем конвульсии, сотрясающие глубинные
основы человеческого существования. Наша рассказчица,
конечно, не единственная из тех, кто испытывает смутную
тревогу. В ее сне выражается коллективная потребность,
всеобщий призыв спуститься на землю и не стремиться об-
ратно, пока «паук» не вознесет ввысь тех, кто остался вни-
зу. Ведь пока сознанием управляет функционализм, ком-
пенсирующий его символ целостности, не расчлененной на
отдельные функции, остается достоянием бессознательно-
го. Как мы уже говорили, этот символ представлен здесь
образом летающего паука, который единственный способен
«вознести ввысь» односторонность и фрагментарность со-
знания. Для совершения этого творческого акта недоста-
точно одного лишь осознанного желания. Чтобы проиллю-
стрировать данное обстоятельство, сон избирает символ
молитвы. Поскольку согласно концепции, восходящей к
апостолу Павлу, мы в действительности не можем знать
того, о чем молимся, молитва представляет собой не более
чем «воздыхание»¹, выражающее нашу слабость и наше
бессилие. Все происходит так, как если бы посредством не-
коего «намека» человеку был дан совет компенсировать
суеверную преданность собственной воле и могуществу.
Одновременно осуществляется возврат религиозного
представления к давно забытому уровню зооморфных
образов, символизирующих высшее могущество (к таким
1) Ср.: «...мы не знаем, о чем молиться, как должно, но Сам Дух хода-
тайствует за нас воздыханиями неизреченными» — Послание к Рим-
лянам, 8, 26.
