 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
и беспрепятственно, а также естественно двигать, сопровождая свою речь если в этом
возникнет необходимость.
Представьте себе, однако, что вы очень взволнованны и полагаете, что, если вы заложите
руки за спину, засунете их в карман или положите на трибуну, это поможет вам устранить
смущение. Что вы должны делать в этом случае? Воспользуйтесь здравым смыслом. Мне
приходилось слышать целый ряд выдающихся ораторов этого поколения. Многие из них, а
может быть даже большинство, во время выступления иногда клали руки в карманы. Так
делали Брайан, Чонси М. Депью, Тедди Рузвельт. Даже такой утонченный денди, как
Дизраэли, иногда не мог преодолеть этого соблазна. Однако, если память мне не изменяет,
небо не падало на землю и, согласно сводкам погоды, солнце на следующее утро всходило
вовремя.
Если человеку есть что сказать и если он говорит это с заразительной убедительностью, то,
безусловно, не будет иметь большого значения, что он в этот момент делает со своими
руками или ногами. Если голова его полна идей, а сердце - волнения, то эти второстепенные
детали в основном не играют большой роли. В конце концов, наиболее важным при
публичных выступлениях является психологический аспект, а не положение рук и ног.
Нелепые ужимки не могут заменить естественный жест
Это подводит нас вполне естественно к проблеме жеста, которым очень злоупотребляют.
Первый урок в области публичных выступлений дал мне президент одного колледжа на
Среднем Западе. Насколько я помню, этот урок главным образом касался жестикуляции и
был не только бесполезным, но и явно вредным. Меня учили, что рука должна висеть
свободно сбоку, ладонью внутрь, что пальцы должны быть наполовину сжаты, а большой
палец касаться ноги. Меня обучали, как поднимать руку, описывая изящную кривую, делать
классический взмах кистью рук, разгибать сначала указательный палец, затем средний, а
потом мизинец.
Когда это эстетическое и декоративное движение выполнено, рука должна проделать ту же
изящную и неестественную кривую, чтобы снова оказаться сбоку ноги. Все это было
топорным и аффектированным, и здесь не было ничего разумного или искреннего. Меня
учили поступать так, как нигде и никогда не поступал ни один человек в здравом уме.
Не предпринималось совершенно никаких попыток, чтобы вложить в движения мою
собственную индивидуальность. Никто не пытался подстегнуть меня, чтобы я почувствовал
желание жестикулировать; не было попытки сделать этот процесс более жизненным,
естественным и неизбежным. Никто не побуждал меня к тому, чтобы чувствовать себя
раскованно, непринужденно, чтобы разбить скорлупу моей застенчивости и говорить и
действовать, как следует человеку. Весь этот огорчительный процесс был таким же
механическим, как пишущая машинка, таким же безжизненным, как прошлогоднее птичье
гнездо, таким же нелепым, как выступления Панча и Джуди.
Кажется невероятным, что подобным абсурдным ужимкам обучали в XX веке. Тем не
менее лишь несколько лет назад была опубликована книга о жестах - целая книга, которая
пытается сделать из людей автоматы и учит, какими жестами пользоваться, произнося ту или
иную фразу, какой жест делать одной рукой, а какой двумя, в каких случаях поднимать руку
повыше, в каких держать в среднем положении, а в каких пониже, как держать этот палец и
как держать тот. Я видел, как одновременно двадцать человек стояли перед классом. Все они
читали один и тот же
витиеватый ораторский текст из такой книги, и все они проделывали в одних и тех же местах
текста абсолютно одни и те же жесты, и все они выглядели одинаково нелепыми. Вся эта
искусственная, убивающая время, механическая и вредная система подорвала репутацию
