 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
подобно нам. Может быть, это умеют делать дельфины и киты, но на данный момент мы очень
мало знаем о том, что происходит в их умах.
Л а с л о : Согласен. Потому у нас и есть персональная идентичность, что, осознавая самих себя,
мы способны воспринимать себя частью мира. Разумеется, мы способны и впадать в заблуждение,
полагая себя отдельными от мира или находящимися в оппозиции к нему. Мы можем говорить:
это — я, это моя кожа, в которой заключено это “я”, а все остальное — не я. Мы можем считать
все, что “не я”, радикально отличным от того, что есть “я”. Мы можем увязнуть в этой
эгоцентрической ловушке и во всех связанных с ней ограничениях и запретах. Но можем ли мы,
по большому счету, на самом деле знать что-либо, что не является нашим собственным умом и
сознанием? В материалистическом воззрении авторефлексирующее эго становится радикально
отделенным от мира.
Г р о ф : И все же люди, занимающиеся глубоким самоисследованием, используя необычные
состояния сознания в медитации, эмпирической психотерапии или при ответственном
употреблении психоделиков, способны развить четкий и единый взгляд на себя и реальность. Это
же происходит в случае мощных спонтанных переживаний такого рода — духовных кризисов или
околосмертного опыта. Для этого нового подхода к жизни особенно характерны чувство
глубочайшей связи с другими людьми, с другими видами и природой, озабоченность планетарным
будущим и духовностью все-
ленной и всеобъемлющей природы. Другие важные его составляющие — поворот к обновляемым
источникам энергии, потребность очищать окружающую среду и тенденция к возврату к
естественным циклам. Иными словами — переориентация на такие виды деятельности, которые
критически необходимы для жизнеспособного будущего.
Р а с с е л : Язык и мышление, возможно, дали нам чувство себя. Однако в большинстве своем мы
лишь наполовину пробуждены, лишь наполовину осознаем, кем мы на самом деле являемся. Здесь
есть свои помехи. Как уже упоминалось, мы обычно выводим свое чувство идентичности из того,
что мы делаем, чем мы обладаем, как нас воспринимают другие и какова наша роль в мире. Такая
идентичность — выведенная из чего-то, не самодостаточная — очень хрупка и всегда зависит от
воли обстоятельств. Усилия по ее поддержанию и укреплению то и дело ввергают нас в различные
виды неадекватного и разрушительного поведения. Духовные традиции во всем мире единодушно
утверждают, что мы должны в большей степени пробудиться к более глубокой самоидентичности
и распознать, кем мы являемся на самом деле. Лишь в этом случае мы обнаружим подлинную
свободу.
Если придерживаться такой точки зрения, духовную практику можно считать способом
преодоления ущербности языка, возможностью реализовать свой подлинный потенциал разумных
существ.
Г р о ф : Ваши слова, Пит, вызвали во мне воспоминание о разговоре, который был у меня много
лет назад с одним человеком. Это было сразу после психо-делической сессии, в которой ему
пришлось глубоко пересмотреть взгляд на смысл своей жизни. Во время этого переживания он
осознал, что многое из того, что он совершал в жизни, было лишено подлинности и не приносило
ему удовлетворения и душевного мира. Его поведение в целом диктовалось его собственными не-
осуществленными мечтами, ожиданиями его родителей и попытками постоянно что-то доказывать
им и себе. Он обнаружил также, насколько сильно программы его поведения были впечатаны в
него его культурой, как много в нем было сформировано внешним давлением и обстоятельствами.
Делясь со мной, он сказал: “Знаете, мне кажется, самая главная задача в нашей жизни — открыть
для себя сознание настурции”. Я, разумеется, его не понял, поскольку он только что придумал этот
термин — “сознание настурции”, — и попросил разъяснить. “Это не обязательно должна быть
именно настурция, — ответил он. — Может быть любой другой цветок или растение. Просто
взгляните на них! Все они находятся в непосредственном контакте с землей, с солнцем, с дождем.
Они просто делают свое дело. Настурция не стремится быть розой. Ее не волнует, как она окончит
свои дни — в свадебном букете или в миске с салатом, съест ее кролик или наступит корова”. Мы
продолжали разг говор. Он сказал, что, как ему кажется, за всеми этими неадекватными
программами, которые навязывают нам обстоятельства нашей жизни, стоит некий конкретный
космический сценарий — свой для каждого из нас. Именно это понимание и явилось для него
открытием “сознания настурции”. Когда мы обнаруживаем, что это такое, и делаем это ведущим
принципом для себя, жизнь становится творческой, удовлетворяющей и лег-
кой. Джозеф Кэмпбелл говорил об этом как о “следовании своему блаженству”.
