 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
в среду. "Сообразность" складывающегося из этих двигательных "выбросов" поведения
объясняется не тем, что индивид, раз достигнув в данной ситуации успеха с помощью
определенной реакции, действует в подобной ситуации таким же образом,
"предвосхищая" получение того же результата. Реакция всегда остается слепой и
случайной пробой, нет никаких оснований приписывать ей внутреннюю
целеустремленность и опосредованность психическим отражением предметных связей
ситуации. Механизм индивидуального приспособления должен мыслиться по аналогии с
приспособлением видовым (243): реакции подобно мутациям случайно оказываются
полезными или вредными для организма, в силу чего изменяется вероятность их
возникновения, и поведение приобретает кажущийся целесообразным характер, на деле
оставаясь набором слепых проб, изнутри не "просветленных" отражением. Любой субъект
здесь мыслится по образцу животного, причем находящегося на достаточно низком
эволюционном уровне. [30]
Какая же онтология противостоит гносеологической схеме "субъект – объект",
онтологизированной в классической психологии? Это онтология "жизненного мира". [31]
Только в рамках этой онтологии можно осмыслить содержание и действительное место в
общепсихологической теории деятельности А. Н. Леонтьева того представления о
мотивации, о котором выше шла речь.
Как сама деятельность есть единица жизни, так основной конституирующий ее момент –
предмет деятельности – есть не что иное, как единица мира.
Здесь нужно очень настойчиво подчеркнуть значение фундаментального различения
предмета и вещи, которое проводит А. Н. Леонтьев. Мы должны ограничить понятие
предмета, пишет он. "Обычно это понятие употребляется в двояком значении – как вещь,
стоящая в каком-либо отношении к другим вещам... и в более узком значении – как нечто
противостоящее (нем. Gegenstand), сопротивляющееся (лат. objectum), то на что направлен
акт (русск. "предмет"), т.е. нечто, к чему относится именно живое существо, как предмет
его деятельности – безразлично деятельности внешней или внутренней (например,
предмет питания, предмет труда, предмет размышления и т.п.)" (87, с.39). Предмет,
таким образом, это не просто вещь, лежащая вне жизненного круга субъекта, а вещь, уже
включенная в бытие, уже ставшая необходимым моментом этого бытия, уже
субъективированная самим жизненным процессом до всякого специального идеального
(познавательного, ориентировочного, информационного и т.д.) освоения ее.
Для уяснения подлинного теоретического смысла тезиса о том, что действительным
мотивом деятельности является предмет, необходимо понять, что обыденная
"очевидность" отделенности живого существа от мира не может служить исходным
онтологическим положением, ибо мы нигде не находим живое существо до и вне его
связанности с миром. Оно изначально вживлено в мир, связано с ним материальной
пуповиной своей жизнедеятельности. Этот мир, оставаясь объективным и материальным,
не есть, однако, физический мир, т.е. мир, как он предстает перед наукой физикой,
изучающей взаимодействие вещей, это – жизненный мир. Жизненный мир и является,
собственно говоря, единственным побудителем и источником содержания
жизнедеятельности обитающего в нем существа. Такова исходная онтологическая
картина. Когда же мы, отправляясь от нее, начинаем построение психологической теории
и выделяем (абстрагируем) в качестве "единицы жизни" субъекта отдельную
деятельность, то предмет деятельности предстает в рамках этой абстракции не в своей
самодостаточности и самодовлении, не вещью, представляющей самое себя, а как
"единица", репрезентирующая жизненный мир, и именно в силу этого своего
