Итак, ситуативно-эмпирические, объективные связи и пересечения отношений
происходят как бы за занавесом данного жизненного мира, вне его, поставляя
внутрь только результаты таких столкновений. На сцене же этого
психологического мира отдельные жизненные отношения сталкиваются только в
своей ценностной чистоте, в своем самом остром сущностном виде,
сталкиваются, образно говоря, не телами соответствующих деятельностей, а их
душами мотивами-ценностями.
Небезразличность отношений друг к другу, их связанность и взаимозависимость
создают необходимость в особой внутренней деятельности по соизмерению их,
сопоставлению, взвешиванию их ценностей, соподчинению и т.д. Эта внутренняя
деятельность есть не что иное, как сознание.
Подобно тому как трудность мира порождает необходимость в психике, так
сложность его требует появления сознания. Психика-это "орган", призванный
участвовать в решении внешних проблем, а в сложном и легком мире основная
проблематичность жизни внутренняя. Психика обслуживает внешнее
предметное ситуативное действие, а в этом мире в силу легкости таковое
отсутствует. В нем главные акты жизнедеятельности те, которые в обычном мире
осуществляются до конкретного ситуативного действия и после него. Что это за
акты?
Первый из них выбор. Если вся жизнедеятельность в легком и сложном мире, по
существу, сведена к сознанию, то сознание, в свою очередь, наполовину сведено
к выбору. Каждый выбор здесь трагичен, поскольку решает дилемму между
мотивами. Трагизм в том, что субъект стоит перед задачей, с одной стороны,
жизненно важной, а с другой логически неразрешимой. Раз задача выбора стала
перед ним, ее нельзя не решать, а решить ее невозможно. Почему? Во-первых,
потому, что каждая альтернатива является в данном случае жизненным
отношением или мотивом, словом, тем, что не случайно, как конкретное средство
или способ действия, а органически и необходимо входит в данную форму жизни
и от положительной реализации чего можно, следовательно, отказаться только
ценой дезинтеграции или даже полного распада этой формы; [47] а во-вторых,
потому, что для предпочтения одного отношения (или мотива) другому нет и не
может быть рационально убедительного основания. Последнее возможно только
там, где есть общая мера вещей, а ведь отдельные жизненные отношения и
мотивы принципиально разнородны, у них нет ничего общего, кроме того
внешнего их содержанию обстоятельства, что они принадлежат одному субъекту.
Сознание, таким образом, вынуждено решать парадоксальные с логической точки
зрения задачи, сопоставлять несопоставимое, соизмерять не имеющее общей
меры.
Подлинный выбор, чистая культура выбора это лишенный достаточного
рационального основания, рискованный, не вытекающий из прошлого и
настоящего акт, действие, не имеющее точки опоры.
Разумеется, таково лишь предельное выражение выбора. В конкретной
действительности психологическая ситуация выбора всегда насыщена
многочисленными "аргументами" "за" и "против". Это и ситуативные соблазны, и
искушения, и ходячие представления о моральности и нормальности поведения, и
универсальные императивы, и "исторические" образцы и социальные нормы
поведения. Но выбор тем более приближается к своей сущности, чем меньше
|