психологической литературе, однако в силу неразличения разнородных
принципов переживания, цепи эти мыслились, так сказать, линейно: если
психоаналитик и говорит о "защите против защиты" (232, с.92; 241, с.28), то имеет
в виду попытку переживания последствий неудачной защиты защитными же
мерами. Несомненно, такие феномены существуют, но более важная и с
теоретической и с практической стороны проблема состоит в том, чтобы понять и
объяснить внутреннюю конфликтность и противоречивость процессов
переживания в плане борьбы разнородных принципов. А в этом плане "защита
против защиты" решает не частные ситуативные задачи, мотивированные в
конечном итоге тем же стремлением к удовольствию, что и неудавшаяся защита,
на отрицательные последствия которой направлен процесс, а является
принципиальной борьбой высших принципов жизни против доминирования
принципа удовольствия. Эта борьба с защитами как таковыми, с их
автоматичностью, т.е. бессознательностью и непроизвольностью, с искажениями
реальности и самообманами, и она тем труднее, что не обещает никакой
непосредственной выгоды, удобства, комфорта. Психоанализ З. Фрейда не смог
подняться в теории переживания выше принципа реальности, да и то понятого как
модификация принципа удовольствия. В действительности борьба против защиты
осуществляется не ради подчинения реальности и даже не из абстрактной любви
к истине. В ней выражается стремление человека к настоящей жизни (87), к
подлинности, ради которой человек способен жертвовать своим физическим,
социальным и психологическим благополучием.
Итак, аналитически выделенные нами "жизненные миры" это не замкнутые на
себя срезы психологической действительности, а компоненты единого
психологического мира человека. Поэтому в реальной жизни нет однозначной
зависимости между типом критической ситуации и типом ее переживания.
Скажем, фрустрацию как критическую ситуацию, специфическую для. "простого и
трудного мира", конкретный субъект вовсе не "обречен" переживать
реалистически, он может пойти по пути и гедонистического, и ценностного, и
творческого переживания. Помочь ему избрать оптимальный путь главная
задача психологической помощи.
Глава III
КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ДЕТЕРМИНАЦИЯ ПЕРЕЖИВАНИЯ
Исследуя в предыдущей главе особенности различных жизненных миров, мы ради
строгости и чистоты анализа вынуждены были абстрагироваться от конкретного
многообразия содержания этих миров. По этой причине выделенные в итоге
закономерности переживания носят внеисторический, формально-психологический
характер. Знание такого рода закономерностей позволяет описывать и объяснять ход
течения процессов переживания, но их совершенно недостаточно для понимания
определенного содержания переживания конкретного человека, живущего в
определенную историческую эпоху и в определенной культурной среде. Поэтому
типологический анализ переживания должен быть дополнен культурно-историческим
анализом, направленным на выявление его конкретно-исторических, содержательных
закономерностей.
Нужно сказать, что такая ориентация в исследовании переживания не является чем-то
новым для деятельностного подхода в психологии: еще 40 лет назад под
непосредственным влиянием идей Л. С. Выготского А. Н. Леонтьев и А. Р. Лурия |(90,
|