 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Открытие Марксом сверхчувственно-социальных свойств вещей вовсе не было самоцелью
или стремлением растворить бытие человеческих индивидов в «логике вещей». «Вещная
логика» — это важный этап в развитии человека и человечества, но это — только этап. Более
того, и на этой ступени существенным остается вопрос о движущей силе, о субъектах
«вещной логики», а стало быть, и о самих людях как творцах сверхчувственно-социальных
качеств и их носителях.
Исторически и теоретически для Маркса более важным и интересным был вопрос о
чувственно-сверхчувственном бытии самих людей и о том, как люди порождают
сверхчувственные свойства, как пытаются их осваивать, познавать, как не узнают их
человеческого происхождения, как преклоняются перед ними. К сожалению, постановка
этого вопроса не была развернута самим автором идеи. Вопрос был оставлен без внимания и
марксистами XX в.: многие из них, сталкиваясь с разбросанными там и тут по Марксовым
текстам «кристалликами» этой идеи, недоуменно морщились и «списывали» их по разряду
«гегелевщины» или расценивали как издержки словесной игры...
Но без разработки этой идеи невозможно дальнейшее движение социальной философии.
Невозможно и развитие многих социально-гуманитарных дисциплин, например
экономической науки, если она, конечно, не хочет оставаться натуралистической наукой о
вещах и действительно стремится быть теорией экономического процесса.
Неявным образом идея чувственно-сверхчувственного бытия человеческих индивидов
включена в Марксову концепцию всеобщего труда. Маркс разделял труд на непосредственно
совместный и всеобщий. Одной из важнейших черт всеобщего труда является то, что
кооперация человеческих сил в нем производится не внешним образом, а в деятельности
человеческого индивида, как своего рода акт «синтеза» этим индивидом различных, в том
числе и своих, человеческих способностей. Такая деятельность человеческих индивидов
является всеобщей не по своим внешним характеристикам, а по сути, по результатам своим,
как «умножение» социальных качеств жизни, опыта практической и теоретической
деятельности, культуры.
Эта концепция получила частичное выражение в современных подходах к анализу научного
творчества. Однако такое ее использование представляется мне свидетельством ее явной
недооценки. Речь должна, видимо, идти о природе исторического творчества в более
широком смысле. В этой концепции есть «ключ» для «возвращения» людей в социальный
процесс, для возврата человеческих индивидов в социальную философию на правах, им
принадлежащих.
Мы остановились кратко на идеях марксизма, которым еще предстоит, судя по всему,
проявиться и поработать в социальной философии. Для нас они имеют значение постольку,
поскольку они противостоят инерции общесоциальных и внешнесоциальных (по отношению
к человеческим индивидам) трактовок общественного процесса, характерных для
социальной философии в целом и для догматического марксизма в частности. Они помогают
вернуть человеческих индивидов с социальной периферии на стремнину исторического
движения, сфокусировать внимание на личностном контексте всего, что происходит в
общественной жизни, и сделать это не в порядке гуманитарной помощи социальным наукам,
а в плане постановки и решения основных социально-исторических вопросов.
Однако оказывается, что этого недостаточно для «возвращения людей» в социальную
философию и теорию. Это «возвратное» движение, вполне естественное по видимости,
наталкивается на серьезные трудности, на ряд барьеров. Оно наталкивается, между прочим,
и на определенную традицию понимания науки и культуры. Как это ни парадоксально,
полноценному возвращению индивидов в социальную философию препятствует...
представление о гуманитарном познании, традиция разделения и даже противопоставления
социального и гуманитарного [1].
