 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Ведущей у Маркса является идея процесса отчуждения. Однако в силу пристрастий самого
Маркса, связанных с экономическим анализом капитализма и классовым подходом в
исследовании общественных отношений, в силу вульгаризаций, допущенных его
многочисленными и не искушенными в методологических тонкостях эпигонами, акценты
впоследствии смещаются и центральной становится идея собственности, к тому же зачастую
редуцируемая к теме владения — невладения вещественными средствами производства.
Марксова идея отчуждения концентрировалась вокруг вопроса о социальной, в более узком
смысле — социально-классовой природе отчуждения. Отчуждение человека от результатов
его деятельности трактовалось через общественное отношение, через утрату вещи,
присвоенной другим человеком. По сути, речь шла не о разделении деятельности,
предполагающем обмен ее результатами, а о присвоении отчужденной деятельности людьми,
обладающими собственностью на средства производства, силой и властью. Поскольку
подразумевалось присвоение неоплаченного труда, постольку речь должна была идти не о
вещах только, о и о самом процессе деятельности, самореализации или нереализации
личности работника. Но, поскольку в экономическом анализе и в реальном производстве
личностный процесс и процесс деятельности фактически оставался в тени, фокус проблемы
смещался в плоскость отношений к вещам, к представлению отношений между людьми как
отношений вещей, к пониманию логики человеческих связей как логики вещей.
Происходило то, что сам Маркс в своей концепции отчуждения называл фетишизацией. Его
собственная концепция отчуждения фетишизировалась: фетишизировались классовые
отношения, эксплуатация, неравенство, собственность.
Рассматривая этот парадокс, важно видеть, что фетишизация самой концепции отчуждения
привела к вытеснению из этой концепции мотивов, реально в ней присутствовавших, важных
и перспективных и в плане теоретическом, и в плане ответа на вопрос о путях,
возможностях, средствах преодоления отчуждения.
Если мы не удовлетворяемся ответом на вопрос, кому принадлежат средства производства, а
хотим понять, как они участвуют в отчуждении, мы сразу оказываемся вынужденными
рассматривать эти средства не как вещи, а как воплощения деятельности определенного
социального качества, определенной сложности. Отчуждаются и присваиваются не вещи
сами по себе, а социальные качества. Поэтому отчуждение деятельности, воплощенной в
социальные качества, оказывается и отчуждением самой жизни человека, реалий и потенций
его личностного развития. Поэтому и эксплуатация, в конечном счете, — это отчуждение и
присвоение чужой жизни, чьих-то личностных возможностей.
С учетом этого намечается иной уровень рассмотрения проблемы. Отчуждение раскрывается
не только как утрата человеком себя в деятельности, оно воспроизводится как постоянное
растворение личности в абстрактных социальных качествах. Тогда и работник, и капиталист,
и интеллигент, и люмпен в массе практических актов выступают лишь персонификациями
абстрактных социальных качеств. Тогда и сама личность кажется такой персонификацией, и
в науке надолго устанавливается взгляд на личность как на персонального представителя
класса, группы, совокупности отношений, культуры, социализации и т.п. Практика
порождает господство реальных абстракций, по аналогии с ними в науке господствуют
теоретические абстракции, в философии — абстрактно-общие категории. Конкретный
человек с его личностными особенностями вытесняется и из практики, и из науки.
Отчуждение становится или кажется тотальным... Становится или кажется?
С точки зрения индивида, пожалуй, становится. Ибо он отчужден всесторонне и
многократно: и в результатах деятельности, и в ее процессах, и в непосредственно
личностном бытии, и в образовании, и в культуре.
Парадоксально, но оно не кажется таким «с точки зрения» общества. Общество «не
заинтересовано» в тотальном отчуждении личности. Его, конечно, может не интересовать
конкретный человек, но сама личностная форма ему необходима, ему важно, чтобы она
