 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
социального бытия, где модерн как культура самореализации и взаимодействия людей не
был выработан и испытан?..
В кризисные эпохи, переживаемые обществом, сближение литературно-эстетической
деятельности и собственно социальных процессов объяснимо: когда распадаются жесткие
структуры социальности и последняя предстает как неопределенное соотношение сил,
борьба разных тенденций и вероятностей, естественным для художественно-эстетического
сознания оказывается обращение к образам игры, к приемам оборачивания привычных форм,
к перетасовке социальных ролей и масок. Таким образом, эстетизи-рованная социальность
переживается как отсутствие стандартов и ориентиров, а современность дает о себе знать
прежде всего как проблема, поскольку неясны контуры социального времени и пространства.
Но, участвуя в деконструкции и без того разрушающихся структур социальности,
эстетизированная критика современности дискредитирует заодно и социально-философские,
рационально-метафизические попытки выйти в понимании складывающейся в обществе
ситуации за ее рамки, включить в описание современности представления о структурах
прошлого и возможных (потребных или необходимых) формах будущего. Такой шаг вполне
логичен для постмодернистского подхода. Но ведь возможен и другой, при котором
постмодернистская установка (ее происхождение и культивирование) рассматриваются как
одна из тем современности, когда сама современность трактуется как специфическая форма
социальной эволюции, несводимая к сложившимся уже формам, но сопоставимая с ними.
§ 2. Деавтоматизация стандартов и социальная перспектива
Итак, мы оборачиваем проблему и как бы даем ей более широкую перспективу. Нас теперь
интересует не то, как рисуется современность — и российская современность в особенности
— с точки зрения постмодернизма, а то, как нынешняя социальная ситуация оформляется, с
чем она сопоставляется во времени, от чего отторгается, какие ее специфические черты
(скажем, те же постмодернистские техники и «манеры») говорят о ее особенностях,
ресурсах, горизонтах?
Определив этот интерес, мы должны, наверное, сказать, «для кого и для чего возникает».
Последнее существенно в том смысле, что мы начинаем понимать: действительность
общества, реальная социальность, человеческая перспектива — это темы, не существующие
сами по себе. Они выявляются по отношению к обществу, человеку, обремененному
стремлением самоопределиться, что-то изменить и обновить в своем бытии хотя бы ради
того, чтобы сохраниться, выжить, достигнуть меры существования соответствующей
какому-то представлению о нормальности. Общество и история перестают быть особыми
объектами, с присущими им изначально масштабами измерения человеческой деятельности,
особыми временами и пространствами, куда люди вписывают свои усилия и
индивидуальные схематизмы поведения. Характеристики современности оказываются
зависимыми от направленности действий и ориентации людей, от их установок на изменение
или формирование структур социальности, и в этих-то установках, усилиях и действиях, в их
устойчивости и интенсивности черты современности и могут быть выявлены и описаны.
Говоря языком социологическим, современность есть проблема и реальность той части
общества, которая действительно хочет, т.е. может, самоопределиться в деятельности и
мышлении. В плане психологическом это есть переживание и понимание людьми
расстроенности, фальшивости внешних социальных машин и инструментов, отвращение к
механизирующей работе социальных систем, тяга к иным порядкам организации
человеческих взаимоотношений.
Стремление к новизне, по сути, противостоит стереотипам новизны, подкреплявшимся
идеями экономического, технического, научного прогресса. Оно как бы уклоняется от
родства с представлениями новизны, порождавшимися тягой общества к всеобъемлющей
модернизации. Говоря в данном случае о модернизации (и модернизме) как установке
общества на производство все новых и новых форм, на принятие этой установки как
