 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
представить жизнь людей, ее ориентиры, «векторы», силы. Но ведь книгу эту еще надо
научиться читать, надо овладеть языком, позволяющим за связями вещей и знаков видеть
связи людей, их стремления и заботы, их способности и цели. Если попытаться учесть
многообразие и глубину смыслов, заключающихся в предметных воплощениях человеческой
деятельности, а стало быть, и то, что эта, хотя и «раскрытая», книга может быть прочтена и
понята с разной степенью проникновения в текст, то еще более важной и более сложной
предстанет задача воспроизведения исследователем прямой перспективы истории: от людей
— к вещам, от человека — через вещь (текст) — к другому человеку.
Допущения о людях, делающих историю, их связях и взаимодействиях, о проблемах и
средствах их деятельности включают в свой состав и допущения относительно схем, которые
люди используют в своем поведении. Схемы эти могут быть осознанными или не
проходящими через сознание людей, выстроенными индивидами или «взятыми» ими из
общего употребления как готовые формы, простыми или составными — в любом случае эти
схемы как-то включаются в действия и поступки человека, как-то их предполагают. Значит,
допущение о деятельности людей в социальном процессе является допущением и о схемах,
используемых в его осуществлении.
Бытие людей, конечно, далеко не исчерпывается подобными схемами. Но из этого вовсе не
следует, что ими можно пренебречь, формируя представления об устройстве социального
бытия. Речь, видимо, должна идти о различных — скажем, стереотипных или
преимущественно личностных — «вплетениях» этих схем в деятельность людей, о
конкретных системах человеческого общения и социальной предметности, связываемых
этими схемами и в свою очередь влияющих на содержание и характер этих схем. Выяснение
структуры таких систем требует от исследователя не просто использования своих схем-
допущений относительно интересующего его материала, но и включения в их обоснование и
корректировку имеющегося в наличии арсенала научных и методологических средств.
Вытесненные некогда из исследования схемы как будто возвращаются в трактовки
социального процесса; вещно-текстовое описание истории оказывается недостаточным ни в
общекультурном, ни в специально научном смысле. Необходимость «вернуть» людей в
социальный процесс превращается для исследователя в задачу по формированию конкретной
схемы или картины реальности, в которой будут зафиксированы контуры деятельности
людей, превращающей «логику вещей» в человеческую историю в собственном смысле.
Выше я не случайно говорил, что схемы «как будто» возвращаются. Возвращаются в
современное социально-историческое исследование не те схемы, которые формировались
философией истории XIX столетия, и включаться в исследование они, судя по всему, будут
не так, как предлагала эта философия.
§ 3. Кто рисует картины социальной реальности?
В современном отечественном лексиконе слово «схема» не относится к разряду почитаемых.
Поскольку наша публицистика на протяжении многих десятилетий боролась и борется со
стереотипами, в общественном сознании укрепилось вполне схематичное,
стереотипизированное недоверие к схематическим построениям. Однако люди без схем жить
не могут. Предметные воплощения человеческих сил служат людям постольку, поскольку в
них закреплена определенная схема их изготовления или использования. Памятники
культуры выступают средствами общения между людьми именно потому, что они сохраняют
в себе определенные схемы порождения и обновления человеческого опыта. Дело, стало
быть, не в схемах, а в способах их употребления людьми.
Важно подчеркнуть: схемы — инструменты деятельности и, как всякие другие инструменты,
они вырабатываются людьми для определенных типов деятельности и в ее процессах
сохраняются или модифицируются [1].
1 Схема это то что позволяет тебе
