 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
помощью плача и отказываются от борьбы, я вижу, как их глаза и лица наполняются светом, и ощущаю
свое сердце возрадовавшимся. Но я в состоянии по-настоящему прочувствовать эту радость лишь в том
случае, если и сам в той же мере, как и они, готов отказаться от борьбы, и в этом причина
необходимости плача.
Еще одно упражнение, которое я делаю буквально с момента создания биоэнергетического
подхода к терапии, - это упражнение на заземление. Поработав на табурете с целью углубления
дыхания, я меняю позу на противоположную, нагибаясь вперед и касаясь пола пальцами рук. Указанное
упражнение было полностью описано и проиллюстрировано в главе 2. Если я продолжаю оставаться в
этой позе, то по мере того как через мои ноги протекают волны возбуждения, они у меня, как правило,
начинают пульсировать. Данное явление не только способствует углублению дыхания, но и более полно
привязывает меня к земле, а это означает, что я, да и любой человек, проделывающий указанное
упражнение, оказываемся связанными с реальной действительностью собственного тела. Все мы - дети
земли, ожившие благодаря духу вселенной. Наша человечность зависит от нашей связи с землей.
Потеряв эту связь, мы становимся разрушителями. Мы теряем из виду то, что мы во многом
тождественны не только другим людям, но и прочим живым созданиям, поскольку в своей гордыне
отрицаем наше общее происхождение. Мы отступаем в свои головы, в мир, который сами сотворили и в
котором видим себя особенными, всемогущими и бессмертными. Чем дальше мы отступаем вверх, уходя
от земли, тем больше вырастает наше самомнение, наше суждение о собственном имидже. В этом
эфемерном мире нет места чувствам печали или радости, боли или величия. Там вообще нет никаких
реальных чувств, а только одни сантименты.
Подобно столь многим другим современным людям, я тоже был чрезмерно эгоистичным и
нарциссическим индивидом. Мне настоятельно требовалось сойти вниз с вершин, куда я себя вознес, с
пьедестала, возведенного мною для того, чтобы отрицать и отвергать унижение, которое меня заставили
испытать в детстве. Взгромоздившись на этот высоко поднятый постамент, я боялся свалиться с него
или свалять дурака, поскольку моя самоидентификация была привязана к этому возвышенному
положению. К счастью, я сохранил какую-то идентификацию со своим телом, и это заставило меня
понять, что любая радость, которую я рассчитывал отыскать, может пребывать только и исключительно
в царстве тела с присущей ему сексуальностью. Спуск вниз, на землю оказался для меня длительным и
трудным процессом, но когда я в конце концов ощутил, что мои ноги прочно связаны с землей, то
испытал чувство радости.
Я нахожусь сейчас в большем соприкосновении со своим телом, нежели это было раньше, я в
большей степени осознаю его напряжения и понимаю его слабости. Продолжая этот ряд, я гораздо легче
ощущаю собственные чувства. Так, если меня спровоцировать или причинить боль, то сегодня мой гнев
возникнет быстрее, но вместе с тем я сумею выразить его более подходящим образом. Результат таков: я
испуган или обеспокоен меньше, чем когда-либо прежде. А если человек не испуган, то он оказывается в
состоянии принять жизнь такой, какая она есть. Все это дает мне ощущение внутренней
умиротворенности, являющееся фундаментом радости. И я на самом деле часто испытываю радость,
которая приходит ко мне в связи с естественной красотой, свойственной окружающим меня людям и
предметам.
Когда человек влачит существование в терминах выживания, то главный смысл начинает
придаваться поведению и объектам, способствующим выживанию, скажем, необходимости быть
хорошим, сильным и обладать властью. Поскольку поиски смысла лежат в самой природе человеческого
разума, то те индивиды, кто ориентирован на радость, находят смысл в жизненных установках и
поведении, способствующих обретению радости. Как следствие, я приписываю важный смысл таким
установкам, как достоинство, искренность и чувствительность. Я нацелен поступать таким образом,
чтобы иметь возможность гордиться собой и избегать поступков, из-за которых могу почувствовать
вину или стыд. Истоки внутреннего достоинства лежат в имеющемся у меня чувстве, что я имею право
высоко держать голову и смотреть любому встречному прямо в глаза, не отводя взгляда. Искренность
представляет собой несомненную добродетель, но одновременно она также является выражением
уважения к своей собственной цельности. Когда человек лжет, его личность раздваивается. Тело знает
истину, которую произносимые вслух слова отрицают. Такое раздвоение или разрыв представляет
собой весьма болезненное состояние, и оно может быть оправдано лишь в том случае, когда не соврать
