заботиться обо всех членах данной секты так же, как отец всегда будет заботиться о своих единокровных
детях. Реальность же полностью противоположна указанной иллюзии, поскольку руководители
подобных культов и сект являются нарциссическими личностями, которые нуждаются в последователях
для поддержки своих грандиозных представлений о себе. Они нуждаются также во власти над другими
людьми, чтобы компенсировать собственную импотенцию. Разумеется, подобные люди привлекают
лишь тех, кто подсознательно ищет себе могучего отца/руководителя.
Некоторые элементы взаимоотношений между лидером религиозной секты и его
последователями могут быть продемонстрированы на примере моих отношений с Райхом, хотя я
никогда не стал его последователем. В момент, когда я сломался и рыдал перед лицом перспективы
завершения моей терапии у этого специалиста полной неудачей, я вполне отчетливо понимал,
насколько сильно жажду защиты с его стороны и в какой степени воспринимаю его как доброго и
всесильного отца. Угрожающий мне провал проводимой им терапии означал крах моих надежд и
ожиданий. Мой плач частично был вызван утратой этой надежды, но одновременно он был еще и
выражением моей опечаленности тем, что у меня не было, нет и не будет такого замечательного отца -
человека, умеющего обеспечить мне ту поддержку, в которой я нуждался, чтобы чувствовать себя
свободным и радостным. Моя защита против той боли и печали, которые были вызваны фактом
отсутствия такого отца, состояла в принятии для себя следующей позиции: я вовсе не нуждаюсь ни в
какой помощи и все необходимое могу сделать сам. Именно к этому сводился в тот момент способ моего
функционирования в мире, и по всем показателям он представлялся правильным. Однако на более
глубоком уровне он перестает работать.
Подлинный культ развился вокруг Райха в те годы, которые последовали за окончанием моей
терапии у этого специалиста. Я никогда не становился членом той группы, которая окружала Райха с
1947 по 1956 годы и которая смотрела на него как на человека всезнающего и всемогущего. Отчасти так
произошло потому, что в 1946 году я покинул США и уехал в Европу, чтобы изучать медицину в
Женевском университете, и потому оказался за пределами указанного кружка. Более важную роль
сыграло влияние моей жены. Она питала весьма сильное недоверие к любому типу близости, которая
базируется на подчинении или некритическом приятии другого человека как какого-то высшего
существа, которому все ведомо или которое всегда оказывается правым. В тот момент она видела вокруг
Райха слишком много людей, которые полностью распростились со своей независимостью и зрелыми
самостоятельными суждениями ради того, чтобы добиться какой-то близости с этим великим
человеком. Конечно же, я тоже мог все это видеть. Сказав все то, что написано выше, я хотел бы
добавить, что, с моей точки зрения, и тогда, и сейчас Райх был и остается во многих отношениях
великим человеком. Его понимание эмоциональных проблем самых разных людей, его ощущение
основополагающего единства всего сущего в природе, а также ясность мышления ставят его выше других
в той области, которой он занимался. Однако он не был всезнающим человеком, и у него было много
личных проблем, служивших помехой и его работе, и его жизни.
Сама терапевтическая ситуация по необходимости способствует тому, что пациент
«прилепляется» к врачу-терапевту, который с полным на то основанием может рассматриваться как
фигура, в какой-то степени замещающая тому отца или мать. Человек приходит к терапевту потому, что
нуждается в помощи, которая может принимать форму одобрения, понимания и поддержки. Если
терапевт проявляет к своему пациенту личный интерес, то последний очень легко и быстро может
превратиться в человека, привязанного к терапевту, зависимого от него или даже влюбленного в него.
Такого рода привязанность пациента к терапевту, которая во многих своих аспектах носит
положительный характер, все-таки ослабляет осознание пациентом его потребности в независимости и
ведет к тому, что он начинает - в том числе и буквально - «виснуть на шее» своего терапевта и тем
самым находиться в подвешенном, незаземленном состоянии. Широко признается и то, что подобный
пациент будет переносить на своего терапевта все те чувства, которые он питает по отношению к своим
собственным родителям, - как положительные, так и отрицательные. При этом позитивные чувства
этого рода стимулируют подчинение пациента терапевту и предоставляют пациенту возможность
отступить на более инфантильные позиции, которые облегчают ему выражение чувств, отрицавшихся,
отвергавшихся или подавлявшихся им в детстве, в том числе чувства любви. Выражение подобного
чувства по адресу терапевта может привести к ощущению свободы и к чувству радости, но если все это
|