сексуально, причем на протяжении многих лет она была не в состоянии сопротивляться этому.
Благодаря поддержке со стороны организованной группы лиц, пострадавших от кровосмешения, у нее
хватило мужества обратиться к терапевту и приступить к решению трудной задачи - попытаться заново
обрести себя.
В ходе одного из сеансов Рене упомянула, как ей всегда было трудно высказаться. Вот ее монолог:
«Когда мне нужно было выразить себя и сказать: "Да как вы смеете! Да кто вы такие, по вашему
мнению?" - я чувствовала шок. Я испытывала страх, что этот шок убьет меня, если я попытаюсь
высказаться. Года три назад у меня в памяти всплыл как бы моментальный снимок одной сцены из
моего детства. Я стояла около двери, держась за ручку и собираясь выйти из комнаты. Мне было тогда
лет девять или около того. И тут я повернулась лицом к отцу и сказала ему: "Если ты не прекратишь, я
все расскажу мамочке". Он сгреб меня, сдавил горло волосатыми пальцами и стал душить. Я
почувствовала, что вот-вот погибну. Но после этого он ни разу ко мне не прикоснулся» .
В процессе терапии я как-то стал призывать Рене изо всех сил лупить кровать и пронзительно
визжать при этом: «Оставьте меня в покое!» Ей удалось это сделать только в ответ на мои энергичные
призывы и при моей сильной поддержке, но, начав, за минуту или чуть больше она довела себя до
настоящей истерической вспышки. После того как взрыв окончился, Рене затихла, свернулась калачиком
в углу кровати, подобно сильно напуганному ребенку, и вся трепетала от страха. Затем по мере
повторений этого упражнения в процессе терапии она стала постепенно приходить в себя и более
прочно ощущать связь с собственным телом и своим естеством. Мы выполняли также упражнения по
заземлению, упоминавшиеся в предшествующей главе, которые укрепляли в ней ощущение связанности
с жизнью. Голос, которым она обычно разговаривала, звучал вроде бы молодо и легко, и она хорошо
управляла им. Но это был голос, исходивший только из ее головы; в нем почти не слышался резонанс,
порождаемый телом, а значит, в нем было мало чувства. Использовать свой голос в качестве одной из
форм самоутверждения оказалось для нее исключительно трудным делом. Когда она визжала: «Оставьте
меня в покое», - то это был голос тела, шедший от ее чувств, но он не был связан с ее эго или с ее
головой. Такова природа истерической реакции. Она воплощает в себе расщепление личности. В
результате выходило так: когда Рене просто разговаривала, действуя при этом только посредством своей
головы, в этом не было ни малейшего телесного чувства. Когда же она истерически визжала, в этом
полностью отсутствовало самоотождествление с эго.
Пронзительный визг по самой своей природе всегда содержит в себе некоторый элемент
истерии, поскольку является неконтролируемым выражением чувств. Человек может очень громко
кричать, вполне контролируя себя при этом, но он не в состоянии сохранять над собой контроль при
пронзительном визге. О визжащем человеке иногда говорят, что он кипит, как самовар, а подобная
формулировка означает, что его эго полностью сокрушено и задавлено происходящим эмоциональным
взрывом. Такая реакция представляет собой катарсис в том смысле, что она способствует разрядке
напряжения. В указанном отношении визг функционально подобен срабатыванию предохранительного
клапана в паровом котле, который тоже начинает пронзительно свистеть, когда давление пара под
крышкой становится чрезмерно большим. Человек будет визжать, как правило, тогда, когда боль или
стресс, порождаемые какой-то ситуацией, становятся для него невыносимыми. Если кто-то не может
начать визжать при таких обстоятельствах, то он вполне может сойти с ума и навсегда остаться
безумцем. Плач - точнее, рыдание - также способствует снижению напряжения и его разрядке, но плач
обычно наступает тогда, когда травматическая или ранящая ситуация уже завершилась. С другой
стороны, пронзительный визг является попыткой отвратить сиюсекундное травматическое воздействие
или, по крайней мере, ограничить его силу. Это, несомненно, агрессивное выражение чувств, в то время
как плач представляет собой попытку тела облегчить боль, ставшую следствием какого-то вредоносного
воздействия. И пронзительный визг, и горькие рыдания являются непроизвольными, рефлекторными
реакциями, хотя в большинстве случаев индивид может самостоятельно инициировать или прекратить
указанную реакцию. Иногда она выходит из-под контроля, и человек издает визг или истерически
рыдает так, что для окружающих выглядит не способным остановиться. Но после того как запас
бешенства израсходован, он все-таки непременно застопорится. В нашей культуре существует табу
против неконтролируемого поведения, поскольку оно нас пугает. Кроме того, оно трактуется как
признак слабости характера, инфантилизма. И в некотором смысле это так и есть, поскольку когда
|