вариант родительского поведения - самый неудачный, поскольку ребенок, боящийся выразить гнев по
адресу родителей, вырастает в искалеченного взрослого. Ведь подавленный гнев никуда не исчезает.
Дети станут направлять запрещенный родителями импульс гнева против меньших детей, умышленно
причиняя им вред. Ничем не лучше ситуация, когда ребенок, гнев которого подавлялся, становится
взрослым и начинает вымещать накопленное на собственных детях, которые беспомощны - в той же
мере, как когда-то был беспомощен их нынешний суровый родитель.
Кто-то может думать, что наказание ребенка за выражение гнева представляет собой один из
способов обучить малыша надлежащему социальному поведению. Увы, истинный результат подобных
действий бывает совсем иным: дух ребенка оказывается сломленным, и он легко подчиняется любой
власти. Конечно, ребенка непременно следует учить правилам общественного поведения, но делать это
нужно так, чтобы в результате не пострадала его личность. В Японии я видел трехлетнего карапуза,
который в буквальном смысле слова колотил ручонками мать, а та не предпринимала никаких усилий
остановить его или хотя бы сделать выговор. В традиционной японской культуре ребенком совершенно
не управляют вплоть до достижения им шестилетнего возраста, поскольку до этого момента любое его
поведение не только не осуждается, но даже одобряется как естественное и невинное. Впрочем, и после
того как ребенку исполнится шесть лет, процесс его социализации сводится к тому, что его стыдят, а не
подвергают физическим наказаниям. В античные времена при воспитании спартанских детей, которых
специально учили быть бесстрашными воинами, вплоть до достижения того же шестилетнего возраста
не подвергали воздействию ситуаций, которые могли бы вызвать испуг, а также не наказывали; это
делалось для того, чтобы оградить дух ребенка от вредных для него воздействий.
Ребенок, способность которого выражать гнев не подавлялась, никогда не станет вечно
раздраженным и гневливым взрослым. Невзирая на то что у таких людей есть характер, они проявляют
тенденцию быть мягкими, если их не обижают и не делают объектами насилия. Их гнев, как правило,
адекватен ситуации, поскольку его не подпитывают оставшиеся в свое время не разрешенными
конфликты или прошлые травмы. Люди, которые быстро вспыхивают или скоры на скандал, словно
сидят на большой груде подавленного гнева, который находится у них близко к поверхности и потому
легко может быть спровоцирован. Гнев, высвободившийся благодаря провокации, мало что дает для
разрешения лежащего в глубине конфликта, который состоит в страхе выразить свои убийственные
чувства по отношению к родителю или к другой авторитетной и полновластной фигуре, разрушавшей в
свое время цельность ребенка. Этот конфликт таится наглухо запертым в напряженности плеч и верхней
части спины, и его можно преодолеть только направив давний гнев против того лица, которое несет
ответственность за застарелую травму. Однако в жизни гнев зачастую обращается вовсе не на того
человека, поскольку рана - стародавняя. Подходящее место для подлинной разрядки можно найти в
кабинете психотерапевта.
Многим детям прививают идею, что гнев плох с моральной точки зрения. Человек, мол, должен
проявлять понимание, видеть резоны и позицию другого человека, подставлять другую щеку, прощать
людям и тому подобное. В пользу подобной философии можно выдвинуть много аргументов при
условии, что в результате следования ей человек не станет калекой или неполноценной личностью.
Однако в большинстве случаев установка на то, чтобы видеть и понимать позицию других, сводится к
отрицанию самого себя, причем истоки подобного самоотрицания лежат в страхе. Конечно, прощать
других - это признак милосердия, но выбор должен носить реальный характер. Человек, который не в
состоянии впасть в гнев, действует, как правило, исходя не из рационального выбора, а из владеющего
им страха. Мой многолетний опыт свидетельствует, что все мои пациенты изначально не могут
свободно и во всей полноте выразить свой гнев. Уильям вырос и воспитывался в религиозном доме,
где, по его словам, никто и никогда не проявлял гнева. Он утверждает, что и сам ни разу в жизни не
гневался. Мать воспитывала его так, чтобы он был идеальным ребенком, ангельски послушным и во
всем милым. Хотя со своими светлыми вьющимися волосами Уильям иногда л выглядел вполне по-
ангельски, милым он наверняка не был. В его личности крылась масса невысказанной горечи. Часто он
жаловался на неудачи, фрустрацию и разочарование в своей профессиональной карьере, равно как и в
любовной жизни. Этот мужчина испытывал постоянное разочарование, поскольку был не в состоянии
достигнуть той цели, которую ставила перед ним и добивалась от него мать, - стать выдающимся
человеком. Да и позднее, уже смирившись с провалом этого честолюбивого устремления, Уильям все
|