 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
«Вы знаете, у меня есть любимейшие стихи Блока, я думаю, что это лучшие образцы истинной
поэзии. Однако кто-то любит Северянина, и для него Блок полупоэт. Я думаю, что ошибается он, а он
— что я. Я считаю, что он не понимает поэзию и живет в своем примитивном поэтическом мифе, а он
считает — что я. Кто нас рассудит? Только третий, но оказывается, что у этого третьего идеал поэзии —
Пушкин. Таким образом, каждый из нас обречен быть мифотворцем для другого. Нельзя обменяться
душами и личным опытом. У нас есть варианты. Первый: каждый старается доказать свою правоту, при
этом никакая правда не торжествует и между нами конфликт. Второй: каждый соглашается, что все
имеют право на свою правду и свой миф, при этом в глубине души считает правым себя, но в реальных
отношениях корректен и строит эти отношения не на расхождениях, а на сходстве. Если люди не хотят
конфликта, то они должны строить свои отношения на общих или нейтральных точках
соприкосновения, не претендуя на общепринятость своих мифов. Вот это и есть правило
бесконфликтного общения. Свой миф я должен оставить для себя и единомышленников. Как мой Блок,
так и ваша «ситуация» для большинства являются мифами. Поэтому нужно постоянно помнить об этом и
на этой основе строить свои отношения с миром. Нужно чувствовать, что из наших переживаний
покажется окружающим мифическим. Если такое положение дел вам не нравится, то можете обращаться
с жалобами к Создателю, но все же лучше вести себя подобным образом».
[Я упростил возможные
варианты для пользы больной, ибо можно считать, несмотря на любовь к своему поэту, что другой поэт
более велик, тем более если его поклонники — люди более развитые, чем ты сам, то есть можно
уступать свою правду правде других. Однако требовать подобной уступки от Светы было бы
нереальным и бесчеловечным.]
Это объяснение совсем несложно, хотя требует некоторого интеллекта (впрочем, минимального)
для понимания. Провести его по жизни — вот что сложно. Даже когда Света стала строить общение по
этому правилу, ей нужна была помощь. При всяких сомнениях относительно того, что можно, а что
нельзя, она звонила и советовалась со мной. В общем всегда оказывалось не очень сложно, внимательно
выслушав ее, представить реальную ситуацию и подсказать безопасное решение. В обострении без этой
телефонной помощи обойтись трудно, в подострых ситуациях Света могла справиться сама.
Создание бредового мотива для укрепления диссимуляции
Ввиду отсутствия у больной своей жесткой объяснительной системы я получил редкую
возможность участвовать в формировании ее бредовых представлений. Я пытался «бредить» вместе с
ней для ее пользы.
В результате психотерапевтическое влияние действовало и целебно руководило
изнутри ее бреда. Мое участие свелось примерно к следующему.
«Давайте конкретно и по порядку разберемся в госпитализациях. Первая была обусловлена, как
вы считаете, вашей доверчивостью, когда, поверив психиатру, что в больнице откроется мучившая вас
тайна, вы пошли туда самостоятельно. Да, это был обман, но почему он имел место? Психиатр не мог
поверить вам, а ваш рассказ показался ему похожим на встречающиеся в его обычной практике. Если бы
вы не наговорили ему столько выходящего за рамки обычного, он бы вообще посчитал, что он тут ни
при чем. Вторая явилась результатом писем в высокие инстанции с просьбой о выезде в Швейцарию.
Эти инстанции не смогли поверить в столь нетипичную травлю, на которую вы ссылались, а ведь иных
причин для выезда вы не выставляли. Поскольку вы настаивали, вопрос был решен насилием. А уж
когда вы стали останавливать машины и допрашивать шоферов, то только чудо могло вас уберечь от
больницы. Чуда не случилось. Когда же вы переполошили милицию, требуя срочных мер по розыску
Оли [Дочь просто не позвонила больной как обычно.], то вели себя там весьма необычно, и исход тоже
был предопределен. Уж если вы решили прибегнуть к помощи милиции, то разве нельзя было найти
более удачную форму? Можно было просто сказать, что дочку преследует какой-то человек, дочь
почему-то не позвонила, вы очень беспокоитесь из-за этого и просите найти ее, при этом ни слова не
говоря о своей «ситуации». Не исключено, что наша инертная милиция даже
попыталась бы вам
помочь. Итак, во всех случаях вы действовали по старинке, рассчитывая на естественное
взаимопонимание. Вы требовали признания «ситуации», а ведь она так организована, что это
признание получить невозможно. В этом-то и состоит особое коварство».
«Поскольку все так организовано, что преследователи не показывают свое лицо, то остается
единственное — всмотреться в тот особый почерк, которым они действуют и, как графологи, по почерку
