 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
мых близких, аффективных, любовных, сексуальных — этих в особенности, — не ломая их
тут же, чтобы обратить в прежнюю стороннюю завороженность. Не покладая рук старается
она избежать любых отношений, при которых в тот или иной момент наверняка встал бы во-
прос об истине. Она разрывает их с легкостью. Она не отвергает их, не разрушает: она
сообщает им мерцающую прерывистость. В этом весь ее секрет: в мерцании присутствия. Ее
никогда нет там, где ее думают застать, никогда там, где ее желают. Она сама "эстетика
исчезновения", как сказал бы Вирилио.
Даже желание заставляет она выполнять функции приманки. Для нее не существует
никакой истины желания или тела, как и любой другой вещи. Даже любовь и половой акт
могут быть перекроены в элементы обольщения, всего-то и требуется, что придать им
эклиптичную форму появления/исчезновения, т.е. прерывистой линии, внезапно обрывающей
всякий аффект, всякое удовольствие, всякое отношение, чтобы вновь утвердить верховное
требование соблазна, трансцендентную эстетику соблазна под имманентной этикой удоволь-
ствия и желания. Даже любовь и плотское общение оказываются обольстительным нарядом,
самым тонким и изысканным из всех украшений, что изобретает женщина для обольщения
мужчины. Но ту же самую роль могут сыграть стыдливость или отказ. Все тогда оказывается
таким украшением, здесь раскрывается гений видимостей.
155
