Извращенец всегда увязает в маниакальной вселенной господства и закона. Господство
фетишизированного правила, абсолютная ритуальная очерченность замкнутого пространства:
здесь ничто больше не играет. Ничто не шевелится. Все мертво, и лишь смерть свою только и
можно еще разыграть. Фетишизм есть соблазн мертвого, в том числе омертвелого правила
перверсии.
Извращение отмороженный вызов, обольщение живой. Соблазн подвижен и
мимолетен, перверсия монотонна и нескончаема. Извращение предполагает театральность и
"тайный" сговор, обольщение настоящую тайну и обратимость.
Системы, преследуемые своей систематичностью, завораживают: они ловят смерть как
энергию гипнотизма. Так, коллекционерская страсть пытается оцепить и заморозить соблазн,
трансформировать его в энергию смерти. Тогда-то в их работе и происходит перебой, ко-
торый внезапно оказывается соблазнительным. Террор разбивается иронией. Или соблазн
подстерегает системы в точке их инерционного сбоя, где они останавливаются, где нет
больше никакой запредельности, никакого возможного представления в точке
невозвращения, где траектории замедляются, а объект абсорбируется своей собственной
силой сопротивления и своей собственной плотностью. Что происходит в окрестностях этой
инерционной точки? Объект здесь искажается по-
225
|