Женское не только соблазн, это и вызов, бросаемый мужскому, ставящий под вопрос
существование мужского как пола, его монополию на пол и наслаждение, его способность
пойти до конца и отстаивать свою гегемонию насмерть. Вся сексуальная история нашей
культуры отмечена неослабевающим давлением этого вызова: не находя в себе сил принять
его, и терпит сегодня крах фаллократия. Наверно, и вся наша концепция сексуальности
рушится вместе с нею, поскольку она была выстроена вокруг фаллической функции и пози-
тивной дефиниции пола. Всякая позитивная форма запросто приноравливается к своей
негативной форме, но встречает смертельный вызов со стороны обратимой формы. Всякая
структура приспосабливается к инверсии или субверсии своих терминов но не к их ревер-
сии. И эта обратимая форма есть форма соблазна.
Это не тот соблазн, с которым в исторической перспективе ассоциируются женщины,
культура гинекея, косметики и кружев, не соблазн в редакции теорий зеркальной стадии и
женского воображаемого, пространства сексуальных игр и ухищрений (хотя именно здесь
сохраняется единственный ритуал тела, еще оставшийся у западной культуры, когда все
прочие, включая и ритуальную вежливость, безвозвратно утеряны), но соблазн как
ироническая и альтернативная форма, разбивающая сексуальную референцию, пространство
не желания, но игры и вызова.
Сценарий, который легко угадывается даже в про-
57
|