 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
ность, к которой даже можно свести все прочие. Следовало бы издать критику сексуального
разума или, лучше, генеалогию сексуального разума на манер ницшев-ской генеалогии
морали, потому что ведь это и есть наша новая мораль. Мы могли бы сказать о сексуальности,
как о смерти: "Это привычка, к которой сознание приучено не так уж давно".
С непониманием и смутным сочувствием смотрим мы на культуры, для которых половой
акт не является целью в себе, для которых сексуальность не превратилась в это смертельно
серьезное дело — высвобождение энергии, принудительная эякуляция, производство любой
ценой, гигиенический контроль и учет тела. Культуры, сохранившие длительные процессы
обольщения и чувственного общения, где сексуальность только одна служба из многих,
длительная процедура даров и ответных даров, а любовный акт не более как случайное раз-
решение этой взаимности, скандированной ритмом неизбежного ритуала. Для нас все это уже
не имеет никакого смысла, сексуальное для нас строго определяется как актуализация
желания в удовольствии, а все прочее — литература. Необычайная конкретизация и
концентрация на оргастической функции — на энергетической функции, говоря в более
общем плане.
Мы культура преждевременной эякуляции. Все больше и больше соблазн, обольщение в
любых своих аспектах, этот в высшей степени ритуализованный процесс, заглушается
натурализованным сексуальным императи-
83
